«Чтобы что-то создать, надо чем-то быть», — утверждал Гете. Этим, может быть, определяется нравственная роль Пушкина в России. Влияние личности Пушкина так же велико, как влияние его поэзии. Почему так жадно припадает именно к истории его личности поколение за поколением? Ко всем подробностям его жизни, жизнелюбию его духа? В них находят если не ответы, то пример, так нужный в нашей духоте, приниженности, — пример свободного и цельного человека. И независимости от двора. Он, истый аристократ, не суетился у трона. Да, Пушкин зависел от политики, от власти, зависел, как все мы до сих пор зависим, — тягостно, унизительно. Таково, видимо, состояние граждан каждого недемократического общества. Но он восставал перед этой свинцовой значительностью:
Часто приводимая эта цитата замылена, исчезает ее глубинный смысл. Между тем слова Пушкина до сих пор остаются вызовом нашим расхожим представлениям о роли поэта. Не должен он служить не только властям, но и народу. Не для него он пишет. Его взаимоотношения с властью проходят не через народ; если народ ждет призывов, лозунгов, то не дело поэта отзываться на эти ожидания. Долг поэта в самовыражении, в том, чтобы прислушаться к себе, к своим сокровенным чувствам — там может оказаться и гражданское чувство, а может его и не быть. Лучше всего, когда дух человеческий может выразить то, что отражается в нем. В Пушкине отражалось и время, и политические страсти: он не отшельник, гражданский дух его кипит. В «Памятнике» он признается: его поэтический долг — «милость к падшим призывать» и восславить Свободу. Нет противоречия с тем, чтобы «себе лишь угождать» и «милость к падшим призывать». Милосердие к декабристам — это жжет его душу, это и была служба себе, он этим угождал требованию своего гения.
Тоталитарная власть любит себя объединять с народом, преуспела в этом и советская власть, да и нынешняя тоже заверяет, что она лучшее выражение народных чаяний. Власть привлекает художника к себе, уверяя, что, служа ей, он служит народу. Она подкупает, дает звания, награды, делает его депутатом, тайным или явным советником. Часто, очень часто художник тешит себя надеждой, что ему-то удастся что-то существенное сделать для свободы, демократии. Так тешил себя Державин, стараясь стать советником Екатерины. У нее в советниках служили и Вольтер, и Дидро. Великие советники украшали императрицу, но нисколько не воздействовали на ее политику.
Принято считать, что с Гете вопрос ясен, поскольку он служил, был тайным советником. Значит, совмещал творчество с властью. Но не будем упрощать. Да, Гете в этом несравним с Бетховеном или Шиллером. Но когда в 1792 году Гете попросили помочь новому союзу германских князей, он ответил, что считает невозможным объединение для совместной деятельности князей и писателей. Вкус власти быстро приелся Гете. Всеобъемлющий гений его устремился в науку, естествознание. Вера в благотворность участия в государственной власти оказалась беспочвенной. Смысл всякой власти сводился к корысти и упрочению несправедливости. Чем дальше, тем глубже становились его сомнения в счастливом исходе человеческой истории.
Не забудем, что и Пушкин тоже служил по министерству иностранных дел, получал жалованье и тем не менее так и не сумел почувствовать себя чиновником. Не был приручен, ждал минуты вольности святой и «нетерпеливою душой» внимал отчизны призыванье.
Гете и Пушкин — современники. Гете жил в сравнительно просвещенной Германии, Веймарский двор обеспечил ему благополучие, покой, его не терзала цензура, не мучили заботы о хлебе насущном, он счастливо путешествовал по Европе, был свободным гражданином. Недаром он считал себя космополитом — гражданином мира. Ничего этого не было у Пушкина, он был лишен всех этих прав и этой свободы. Для него власть воплощал жандармский корпус Бенкендорфа, сыщики, доносители, виселица, где качались пять повешенных друзей, царь — его личный жестокий цензор, ссылка…
Если вглядеться повнимательнее в жизнь Гете, оказывается, проводимые им реформы даже в масштабах маленького Веймарского герцогства вязли в застойном болоте. В конце концов он понимал, что нельзя поступаться своим талантом ради попыток одолеть рутину существующего строя. Не раз он совершает бегство в культуру Востока, в античность, словно осуществляя заветную мечту Пушкина: