Рассказы. Новеллы

Из биографических книг лично меня всегда занимали книги об ученых. О натурах созидательных, смелых, творящих, которым человечество обязано нынешней цивилизацией. Личность Нильса Бора отличается тем, что ему удалось открыть новую эру не только в физике и в современном понимании строения материи, но и в понимании законов существования этой самой материи. Его открытия порывают с прежней наглядностью представлений, с извечной опорой науки — так называемым здравым смыслом. Эти законы, которые выглядят фантастическими, даже безумными, изменили все наши представления о мире. Во всяком случае, так воспринимались открытия Нильса Бора его современниками.

О Нильсе Боре написано немало, в том числе и на русском языке. Но книга Данина особая, и прежде всего хочется говорить о ее особенностях.

У автора имелось несколько возможностей. Сама по себе биография Н. Бора не очень-то выгодна для биографического повествования, даже в сравнении с его коллегами Бор был физик-теоретик, его жизнь, во всяком случае довоенная, проходила в размышлениях и обсуждении этих размышлений. Месяцами, годами человек ходил и думал, подсчитывал и обговаривал что-то со своими коллегами, стучал по доске мелом, рисовал… Жизнъ почти без событий. У физика-экспериментатора, у того, по крайней мере, существует событийность эксперимента, как, например, у Фарадея, у того же Резерфорда, о котором до этого написал книгу Д. Данин. Ставятся опыты, делаются приборы. Деятельность Нильса Бора была, что называется, кабинетной, без каких-либо внешних событий.

Автор мог рассказать о его научных достижениях, мог привести довольно большой научно-биографический фольклор, связанный с его научным окружением: занятные рассказы о взаимоотношениях людей, истории некоторых догадок, рассказать о шутках, о доброте и порядочности героя. Мог рассказать о быте, о методе работы, о событиях военных лет — там происходило многое… Однако автор выбрал вариант иной, более сложный и более существенный для того, кто хочет понять природу гения. Может, это не было целью, но так получилось. Шаг за шагом прослеживает он, как рождается мысль, догадка, как она растет, преодолевает препятствия. Он забирается в тайное тайных, святое святых, как бы в работу мыслительного аппарата своего героя. Он восстанавливает историю этой работы по логическим соображениям, по воспоминаниям коллег, документам, по фразам, наконец, по каким-то мало, на первый взгляд, значимым словам, оброненным спустя годы и десятилетия. На наших глазах проводится тщательная реставрационная работа. Надо восстановить не просто историю какой-то одной догадки, а стиль, манеру мыслительной работы, и не кого-нибудь, а одного из величайших физиков-мыслителей — Нильса Бора.

Такого рода работа требует от самого писателя восхождения. Подняться, чтобы быть на уровне, чтобы не восхищаться, а понять или хотя бы представить.

Казалось осенением, озарением то, что произошло в 1912 году, когда Бор нащупал самый общий принцип построения периодической системы Менделеева, закон радиоактивного смещения и вообще понимание планетарной модели атома. Произошло это разом, эффектно, но писателя интересует, как могла возникнуть эта догадка, что ей предшествовало. Почему именно Бору она пришла, никому другому, и что воспоследствовало за этим — все это скрупулезно исследуется и описывается доказательно. Настолько, что веришь автору, даже там, где он уже не пользуется ссылками, документами. Разрывы между фактами — это не прямая. Пути и тропинки, по которым пробиралась боровская мысль, извилисты; работа писателя, который, как следопыт, идет по незаметным, занесенным временем следам героя, все более захватывает читателя. Мы погружаемся в мир боровских исканий, который лишь теперь, спустя многие десятилетия, стал проще и доступнее. Именно боровской мысли. Мы постепенно привыкаем к его индивидуальности, присущему только ему способу мышления. У каждого ученого своя диалектика, свои подходы к истине. Сама истина, очевидно, безлика. Она принадлежит природе, а вот то, как ее открыли, поиски ее, путь к ней, со всеми ошибками, заблуждениями, — в этом неповторимая личность ученого.