Рассказы. Новеллы

Большие исторические события неумолимо входили в его жизнь — Первая мировая война, Вторая мировая война, оккупация, фашизм. Начиная с 1941 года, спокойная кабинетная работа ученого кончается. Судьба как бы наверстывает… Побеги, опасности, приключения. Нильс Бор становится активным участником крупнейших событий. Но среди этих приключений мы уже заняты другим, мы следим, как умеет он в самых сложных условиях оставаться примером высочайшей нравственности. Ему приходится решать трудные нравственные проблемы и в отношениях с людьми, да и для себя лично. С какой настойчивостью он добивается встречи с Рузвельтом, с Черчиллем, для того чтобы разъяснить им опасность атомного шантажа. По сути, он был первый, кто оценил зло и безнравственность атомной бомбы. Еще в ту пору, когда война не кончилась и американские физики гордились своей работой, он понял всю бесчеловечность нового оружия.

С ним бывало всякое, не миновали его личные трагедии — смерть близких, он не всегда был безупречен, он ошибался в людях, из-за его ошибок страдали другие. Но в любых случаях он оставался верен благородству и честности. Он отдавал призы и деньги своему институту. Он заботился о других, насколько ему хватало времени и сил.

Впрочем, не стоит тут повторять и воссоздавать ту целительную нравственную атмосферу, которая сопутствовала этому человеку до конца его дней. Хочу лишь сказать, что именно эта чисто человеческая и такая дорогая нам всем сторона его деятельности наполняет особым светом всю книгу. Нельзя не упомянуть здесь той счастливой семейной жизни, полной добра и взаимоуважения, которая царила в доме у Боров. Великие люди бывают действительно великими и в этом личном, даже интимном, и это создает редкое удовольствие гармонии.

1988

Один из рассказов Бунина

Необычен, никак не похож на Бунина его рассказ «Ночь». На рассказ этот обратил мое внимание Михаил Дудин. Рассказ переполнен размышлениями не бунински философскими. Не бунинский он и отсутствием какого-либо сюжета, никого там нет, кроме автора и Вселенной. Это скорее лирическое откровение, внезапная запись, которая осеняет, как стих. Так по первому чтению. Но все же это рассказ. Потом оказывается, что есть там и сюжет. Изменяется состояние автора, после всех своих раздумий бегущего все же к морю, отвергающего свои недавние умствования, то есть не-Бунин возвращается к привычному Бунину. И хотя это неубедительное успокоение чуть навязано, все же рассказ поражает. Небунинское в нем режет уже не слух, а ум с непонятной силой. Бунин, виртуоз деталей, запахов, цвета, настроения, вдруг извлекает из всего этого острую мысль. Он — мыслитель! И не простой. Не эпигон.

«Только человек дивится своему собственному существованию, думает о нем» — вроде бы банально? Но читайте дальше, следующую фразу: «Это его главное отличие от прочих существ, которые еще в раю, в недумании о себе».

Существа — цикады, мириады ночных цикад, ведущих свою любовную песню. «Они в раю, в блаженном сне жизни, а я уже проснулся и бодрствую. Мир в них, и они в нем, а я уже как бы со стороны гляжу на него».

Поразительна мысль о рае, о существовании рая и человеческого бытия. Человек изгнан был из рая, но рай не обезлюдел, рай остался вокруг человека, рядом, в животных, и травах, и рыбах, и лесах. Как это просто и очевидно. Но где-то там, на небе, райские кущи и сады Эдема, а если жить по-муравьиному, по-дельфиньи, то рай обнаруживается на этой самой грешной земле. Когда-то, читая, кажется, Шепли «Звезды и люди», я поразился замечанию автора, известного американского астронома, что муравьи мудрее человека, они отказались от эволюции.

Земля не может быть грешной, ничем не провинилась, и все живое на ней так же: она прекрасна, она нравственна, она была создана как рай. Чем отличается жизнь муравья в раю от жизни земного муравья — да ничем. И не должна отличаться.

Рассказ «Ночь» — исповедь мыслящего писателя, который боится мыслить, боится, что мысль убьет в нем писателя, страшится дать волю мысли. Главный же нерв рассказа — это ощущение времени, удивление перед проявлением в себе прошлых времен, ощущение связи с минувшим. То растянутое на годы чувство «Я», которое иногда просыпается в человеке, — «Я» прошлого года и «Я» десятилетнего мальчика, — чувство самости (не очень красивое слово, но другого нет), которое Бунин сумел ухватить, вернее, успел ухватить, записать.

Он пишет про цепь времен, про сладкое чувство единства со всеми живущими на земле и понимает слезы апостола Петра. И далее, что примечательно, описывает переживания Петра в то далекое евангельское утро: «И почти те же самые чувства, что наполнили когда-то Петра в Гефсимании, наполняют сейчас меня, вызывая и на мои глаза те же самые слезы, которыми так сладко и больно заплакал Петр у костра».