Рассказы о Чапаеве

Кругом было тихо-тихо. Напрягая слух, Стёпка замер в ожидании, что вот сейчас-то и случится самое страшное и непоправимое. По спине пробежал холодок, на голове зашевелились волосы. Что это?.. Цокот копыт. Он раздавался всё явственнее и громче в морозной пугающей тишине ночи. Казалось, на посёлок надвигалась какая-то несокрушимая стальная лавина.

Стёпка сорвался с места и, перепрыгивая через плетни, увязая в снегу, скрылся в степи.

Выслушав Чапаева, Исаев посмотрел в утомлённое лицо командира.

- Можно идти, Василий Иваныч? - спросил ординарец.

- Иди. И Стёпку поскорее пришли, я его в разведку хочу послать. Паренёк ловкий и смелый. Хороший разведчик будет.

Чапаев кивнул головой и принялся что-то писать в раскрытой перед ним тетради.

Стёпку нигде не нашли. Никто не знал, куда он делся. И все решили, что мальчик, верно, погиб. Но прошло три дня, и Василию Ивановичу доложили, что паренька привезли с хутора Овчинникова.

- Обыскивали мы двор одного богатея, - докладывал Силантьев, - оружие он скрывал. А рядом изба сельского сторожа стоит. Один красноармеец и загляни в окно, к сторожу. А там Стёпка.

- Приведите его сюда, - приказал Василий Иванович.

Ввели Стёпку.

Голова у Стёпки была опущена на грудь, в грязных руках он держал шапку с красной звёздочкой.

- Что делал на хуторе, герой, говори! - Чапаев пытливо уставился на подростка, и тот ещё ниже опустил лобастую голову. - Ну, я слушаю.

- Рисовал, - сипло прошептал Стёпка.

- Что, что?

- Рисовал... картину.

- Рисовал! - Чапаев встал, дёрнул себя за ус.

- Когда у меня лент не стало, - заикаясь, рассказывал Стёпка, - я из посёлка убежал - испугался. В Овчинниково убежал. А там наши казаков побили... Из сумки убитого офицера я масляные краски взял. Рисовать захотелось. Никогда я красками не рисовал. Схватил я их - и к деду, сторожу.

Стёпка распахнул шинель, расстегнул ремень на гимнастёрке и вынул из-за пазухи холщовый свёрток:

- Вот... картина.

Василий Иванович развернул свёрток. На мчащихся конях сидели всадники. Над их головами поблёскивали клинки. Впереди всадников под красным знаменем скакал командир в развевающейся по ветру чёрной бурке. У него были пышные, до плеч усы и малиновый бант на папахе.

Под картиной была подпись: "Чапаев несётся в атаку с чапаевцами, которые в его отряде".

Василий Иванович долго смотрел на картину. По исхудалому лицу его скользнули отсветы какой-то неизведанной, небывалой радости.

О многом в эти минуты передумал Чапаев. И о том, что скоро, должно быть, конец войне, и о своих ребятах, которые так редко видят отца, и о Стёпке. У мальчика впереди большая и светлая жизнь.

Чапаев не утерпел, улыбнулся:

- Молодец! Как это у тебя ловко!

Стёпка ободрился, поднял голову:

- Я два дня рисовал и ночью.

- И где ты талант такой постиг?

- Учитель сельский учил. Бумаги мне давал, карандаши...

- Ловко! - щурился Чапаев. - Только соврал ты малость. Усы у меня поменьше, да в уздечке этот вот ремешок не на месте.

Он сел на старый, замасленный диван и усадил рядом с собой повеселевшего Стёпку.

- Когда кончим воевать, Стёпка, - говорил Чапаев, обняв руками колено, - жизнь прекрасная будет, и мы учиться с тобой поедем. В академии: я в военную, а ты в рисовальную... Должна быть такая академия!.. Поедем?

- Поедем! - тряхнул головой Стёпка. - Поедем, Василь Иваныч!

И они оба радостно засмеялись.

ДОРОГОЙ ГОСТЬ

В Народном доме с раннего утра топили печи. Промёрзшие стены потрескивали, на потолке всё меньше становилось белых искристых пятен. Зеленоватый дымок ел глаза.

На тесной, неудобной сцене шла репетиция. Любительским кружком руководила пожилая учительница Анна Ивановна. Она сидела на высокой суфлёрской будке, сбитой из новых, гладко выструганных сосновых досок, и, покачивая головой, с огорчением говорила:

- Опять не так, Алексей Дмитриевич...

Перед учительницей стоял заведующий Народным домом Рублёв. Он смущённо глядел в пол и, разводя длинными руками, сокрушённо повторял:

- Не выходит! Ну никак не выходит! Всё время в памяти твержу, как надо говорить, а дойду до этого самого каверзного места - и на тебе, по-своему получается... Увольте, Анна Ивановна, я человек без способностей.

В это время дверь из сеней отворилась, и в помещение ввалился крестьянин в чапане с заиндевелым воротником.

Алексей Дмитриевич слез со сцены и, прихрамывая, поспешил навстречу пришедшему крестьянину.

- Добрый день, Лексей Митрич! - сказал мужик и стащил с головы шапку. - Толкуют, будто Чапаев ныне в село прибудет и речь скажет.

- На крыльце объявление вывешено про то. Прочитай.

Рублёв вышел с бородачом на скрипучее крыльцо.

- Видишь, - проговорил он и указал на прибитый к стене лист серого картона. - Каждое дело порядка требует. Без этого нельзя.

Мужик потоптался на месте и виновато вздохнул:

- По своей темноте, Лексей Митрич, я совсем неуч... Ты уж расскажи, про что здесь прописано.

Заведующий подошёл к перилам крыльца и солидно, не торопясь прокашлялся. Поводя по буквам большим пальцем, заскорузлым и жёлтым от курева, он медленно и натужно читал: