Рассказы о литературном институте

Думал, что он тот еще фрукт, в притворки и в прикидки играет... А когда поближe узнал, сразу почувствовал его как человека доброго и отзывчивого, и - зауважал... Жизни его и прошлого не зная совсем, только интуитивно догадываясь, что много у него всякого за плечами: и хорошего, и плохого... Хорошего, конечно - больше, и еще - горя...

Он когда-то актером был, снимался в фильмах... Играл вместе с Анатолием Папановым и с другими известными людьми... Потом ушел из актеров, не захотел больше никого играть... Наверное, понял, что актер и актерство профессия не очень хорошая, а в чем-то даже и постыдная. Надо постоянно на себя чужие маски примерять и кривляться, заниматься лицедейством и фальсификацией, в общем - бесовщиной... А играть надо в жизни только самого себя, и даже - не играть, а просто жить.

Тогда он поступил в Литературный институт, на прозу... И поучился в нем какое-то время, недолго... И тоже что-то его не устроило, не так все оказалось, как надо, не соответствовало требованиям души. Тогда он из Литинститута ушел.

Уехал на Урал и где-то работал там при храме и жил... В подробности я не вдавался, есть вещи, о которых нельзя спрашивать. Значит - так надо. Значит - этого потребовала душа. И пошел человек в веру... И слава Богу! В общем, я его не о чем не расспрашивал, принимал таким, какой есть.

Приезжая в Москву по своим религиозным делам, он ненадолго забегал в общежитие повидаться... Не мог утерпеть! А, забежав на секунду, обычно засиживался и... оставался, располагался основательно. В последнее время все больше у меня гостил. А я всегда жил один в комнате. И всегда кто-нибудь да стоял у меня на постое. И Валерий Яковлевич - тоже.

Приезжал он на денек, на два, но задерживался, зависал, недели на две, как минимум, а то и на месяц, как уж получалось... Все-таки все здесь у него - родное: и Литинститут, и общежитие - особенно, никак мимо него не пройдешь... Вот он и заходил, наведывался... И правильно делал, он же живой человек, а душа жаждет встреч и общения.

А потом - страдал... Все вздыхал, каялся, дескать, нагрешил... А я ему говорил: "Ничего, Валерий Яковлевич, поди, простят, что задержался и деньги казенные потратил... Ты же не убивал, не грабил, обязательно простят, все обойдется..." Но он все равно сильно мучился, не мог себе места найти... И все приговаривал: "О-хо-хо-хо!" - охал... И я тоже сокрушался, что приехал он по одним делам в хорошее место, а попал не в очень хорошее, даже злостное, и другими делами занялся... Очень мне его жалко было.

И одет он был в свой последний приезд как-то бедновато: в фуфаечке... По меркам Москвы, так это не очень уж и шикарно. Потом я уже понял, что все это глупости, конечно. Главное - чтоб чисто, уютно и тепло было.

А он фуфаечкой очень был доволен. Все оглаживал ее: "Ох, и фуфаечка у меня... Ни у кого такой нет!" А фуфаечка, правда, новенькая совсем была, красиво отстроченная, толстая, наверное, очень теплая. А под этой фуфаечкой у него еще одна фуфаечка обнаружилась, но без рукавов - жилетка стеганая! А что? Правильно. Чтоб не замерзнуть на Урале, там холода - страшные... Я, когда увидел ее, даже обрадовался, словно что-то родное увидел.

- Ух, ты, - говорю, - какая славная жилеточка! У меня в таких родители в Сибири ходят... Дашь поносить?

Он мне дал, но я - отказался. Я же в шутку спросил.

И еще сумочки у него с собой были, две котомочки тряпичные, кто-то пошил, позаботился о нем... В одной - книги лежали, в другой - еще какие-то вещи, необходимые в дороге. Какие книги, я не знаю, я не заглядывал... Но, наверное, нужные, может быть, самые нужные в жизни...

Так узнал я Валерия Яковлевича - еще одним человеком, отошедшим - или только пытающимся отойти? - от славы мирской к славе Божьей...

Конечно, трудно ему было на этом пути... Везде его опасности подстерегали, покушались враги во всех обличьях... И еще - страсти душили... Особенно - в общежитии. Вот он и не выдерживал, попадал под дурное влияние знакомых и друзей, а потом - страдал... И все пытался в такой грустный момент своим присутствием мне не очень навязываться, боялся лишний раз побеспокоить.

Лежим, бывало, на кроватях молчком, в тряпочку помалкиваем... Что говорить-то? Вчера - праздник шумел, сегодня - расплата. Он изредка охает. "О-хо-хо-хо-хо..." Я сам лежу страдаю, стараюсь себя чем-нибудь занять, книгу в руках держу... Потом он поднимется и в туалет соберется, в носках... Я ему - страдальчески:

- Валерий Яковлевич, ты хоть тапки-то надень! Что ж ты в туалет босиком пошел?

А он улыбнется как-то по-детски и скажет виновато:

- Ничего, Саша, ты не беспокойся... Все нормально... О-хо-хо... - и так и пойдет в туалет... Никак не хотел тапки надевать, чтоб меня лишний раз не побеспокоить.