Рассказы о литературном институте

- Что это вы здесь третесь? Идите вон в другое место, там тритесь! Все стены уже в Литинституте обшаркали, двоечники! - и не дает мне рта открыть.

Потом кое-как открыл... Объяснил про трудовую книжку, что у меня в ней пробел, что, если до пенсии доживу, то у меня от нее жирный кусок отрежут... Что хорошо бы мне этот пробел печатями зашлепать, в Литинституте-то я как-никак числился. Еще сказал, что начальник мне инспектор - что-то говорит, полощет меня по чем зря, а я ничего не понимаю, не научился еще с собаками разговаривать. В Литинституте-то по-собачьи не обучали, я точно помню.

- Это не собака, а Муза! - С негодованием произнесла, женщина и подчеркнула: - Му-за. Понимаете? А говорит вам Муза вот что... Что никаких вам здесь печатей в трудовую книжку не поставят! Потому что они - круглые. Отошли те халявские времена, чтоб задним числом круглые печати куда попало ставили и шлепали! Получите теперь - квадратную. Идите вон в архив, вам там бумажонку дадут... Справку, что вы студентом-двоечником были и штамп квадратный присобачат!

Ну точно, переводчиком она оказалась! Слово в слово мне собачью брехню перевела... Хоть бы и Музину, толку-то? Я хотел поупираться, сказать, что только на круглые печати рассчитываю, никак не меньше... А этой бумажонкой - подтереться... Но меня никто и слушать не стал. Да Муза, еще так разлаялась, так разоряться стала, как будто я у нее сахарную кость украл... Понял я все уже и без переводчика, сам разобрался, не дурак, в Литинституте учился.

Вышел и думаю: "Да-а, странные дела тут, в Литинституте, творятся... Булгаковым сильно отдает... Надо ноги отсюда делать... Когти рвать... от греха".

Но в архив все-таки зашел... Получил эту справку ненужную с квадратной печатью, прибрал ее подальше, может кому-нибудь еще и ткну ею, что я бывший студент. А не какой-нибудь там... ванька-встанька. И решил еще разок в отдел кадров заглянуть, поглядеть: может, пригрезилось мне, поблазнилось насчет собаки-то, Музы? Заглянул... Нет не пригрезилось. Точно, собака сидит. Крупная, беспородная, упитанная сука. Я быстрей ходу оттуда.

"Эх, - думаю, - хорошо сейчас в Литинституте учиться, весело! Не то, что у нас было. А уж что у нас было - нынешним студентам ни в жизнь не догадаться. Только мы - в прошлом веке остались. Поэтому - до свидания, Литинститут! Пока-пока. Всем привет! Ректору, проректору, преподавателям разным и студентам - тоже".

А еще подумал: "Это сейчас Муза пока в отделе кадров сидит. А если она и выше пойдет? Начнет продвигаться по службе за хорошую работу и усердие... А ну, как она и до ректорского кресла доберется? Придешь как-нибудь к ректору, вдруг да что-нибудь перетереть понадобится, а там - Муза сидит! Так что никто ни от чего не застрахован. Главное - начать".

А пока до дома доехал, совсем размечтался: "А уж как станет Муза ректором, как появятся у нее щенки, может, ветром надует, - а с женщинами и с собаками такое часто происходит, - так щенков можно сразу в студенты зачислять, автоматически, без экзаменов. То-то совсем веселая жизнь в Литинституте начнется!"

БОРИС ГОЛОВИН

Вячеслав Ананьев как-то зашел в ЦДЛ по старой памяти, захотелось воспоминания освежить... и горло... А то давно не был, так воспоминаниям и засохнуть недолго.

А в ЦДЛе-то, особенно в ресторане, - он-то сразу в ресторан порулил, чтоб время не терять, - лица и морды теперь, оказывается, совсем другие заседают, не литературные. Литературные-то уж он, слава Богу, хорошо знает. Бывает, что и в кошмарах снятся... А тут, как назло, - ни одного лица! Даже не с кем воспоминания освежить. Придется одному кофе пить.

И вдруг увидел одно лицо знакомое - Борю Гайнутдинова! Бывшего студента, поэта и просто хорошего человека. Обрадовался.

- Барый! - закричал радостно, - Гайнутдинов! - хотел поприветствовать его и воспоминания освежить, как в общежитии одним воздухом дышали и мытарства терпели.

А тот подбежал к нему и зашептал со злостью:

- Я тебе щас всю морду разобью! Какой я тебе Барый? Я теперь - Борис Головин, понял!

Испугался Ананьев, отшатнулся...

"Что такое? - думает. - Может, я чего не то ляпнул? Да нет, вроде то..." В общем, не удалось ему пообщаться. Он хотел с Барыем Гайнутдиновым поговорить, а тот - Борисом Головиным оказался.

Рассказал мне об этом Ананьев, и все это мне странным показалось... Странным и глупым. Ну, разве можно хорошему человеку стыдиться своего настоящего имени и фамилии. Ничего худого в этом нет, радоваться надо. Ну, может, Ананьев что и присочинил, с него станется...

А Борю я тоже хорошо знал. Это - один из немногих людей, кому при жизни надо памятник поставить. Потому что он, помимо того, что сам учился, еще и детей своих тянул, растил и воспитывал: мальчика и девочку. Кешу и Марину.

Ох, и трудная у него жизнь была! И самому надо учиться, и стихи писать, и детей поднимать: в детский сад и в школу водить, и заниматься с ними, и обувать, и одевать, и - кормить. И чтоб потом они еще в хороших людей выросли!