Рассказы о любви

Со временем я сделал открытие, что мой друг Константин не ограничивается одними только заказами, поручаемыми ему на работе. Мне бросилось в глаза, что временами он куда-то исчезает после работы и нигде не показывается, и вскоре я догадался, что он сидит в своей каморке, которую снимал на Зенфгассе, и чертит. Сначала я подумал, что он упражняется, чтобы не забыть премудрости, каким выучился в вечерней школе, но однажды зашел к нему и случайно увидел, что он занят решением задачи на построение, и пока я говорил и говорил и все о чем-то спрашивал его, я узнал, что он работает над одним изобретением.

И с того момента между нами установились более доверительные отношения, а через некоторое время я уже знал все его секреты и тайны. Он изобрел два станка, из которых один существовал только на бумаге, а другой уже в форме модели. Мне доставляло удовольствие смотреть на его чертежи, выполненные с такой аккуратностью и тщательностью.

Мое вечернее общение с Константином прервалось, когда осенью я познакомился с Франци Бродбекк и у нас завязалась любовная интрижка. Тогда же я начал снова усиленно писать стихи, чего не делал с гимназических лет, и эта хорошенькая легкомысленная девчушка обошлась мне намного дороже, чем она того, вероятно, стоила, хотя я и отделался всего лишь синяком под глазом.

Однажды вечером, после того как меня долго не было, я опять пришел к Зильбернагелю в мансарду и поприветствовал его. Он задумчиво взглянул на меня и основательно намылил мне шею за мою любовную авантюру, да так, что я чуть не повернулся и не ушел. Однако я все же остался, потому что в его гневной речи прозвучало нечто такое, что невероятно льстило моему юношескому честолюбию.

— Ты слишком хорош для этой девчонки, — сказал он, — и вообще слишком хорош для этих баб. Знатным слесарем тебе не бывать, даже если тебе это и неприятно слушать. Но в тебе есть кое-что, и оно еще пробьет себе дорогу, если ты сам не сломаешь прежде времени этому хребет своими любовными похождениями.

И тут я спросил его, почему он, собственно, так ужасно говорит о любви и женитьбе. Он некоторое время строго смотрел на меня, а потом произнес:

— Сейчас я тебе расскажу. Собственно, рассказывать тут особенно нечего, это скорее мой опыт или эпизод из жизни — называй как хочешь. Но тем не менее ты кое-что поймешь, если не будешь, конечно, впускать сказанное в одно ухо и выпускать в другое. Видишь ли, однажды я был очень близок к тому, чтобы жениться, и с тех пор надолго усвоил один хороший урок. Пусть женится тот, кто хочет, но только не я. Я — нет! Понятно?

В Каннштатте я два года подвизался подмастерьем. Даже поработал в литейной мастерской — замечательное производство, есть чему поучиться. Незадолго до этого я изобрел один маленький станочек для обработки дерева — цапфа, шпунты, все как положено, очень даже мило, но только непрактично: надо было прикладывать много физической силы, и тогда я его просто сломал. Мне хотелось научиться чему-нибудь разумному, я так и сделал, но через несколько месяцев снова взялся за старое — на сей раз это была маленькая стиральная машина, должно было получиться нечто исключительное. Я жил у одной вдовы истопника в крошечной мансарде, сидел там каждый вечер, чертил и рассчитывал. Это было прекрасное время. Боже праведный, что может быть лучше в жизни, чем сидеть и изобретать в голове что-то полезное для всего мира?

Но в том же доме жила одна особа, швея, ее звали Лене Кольдерфингер, с ладной фигуркой, невысокого роста, но очень привлекательная и милая. Я с ней скоро познакомился, и раз уж так устроено природой, что молодые парни любят побалагурить с молодыми девушками, я улыбался ей и говорил иногда что-нибудь смешное, и она тоже смеялась, и очень скоро мы стали хорошими знакомыми и даже любовной парочкой. А поскольку она была порядочной девушкой и не позволяла мне ничего лишнего, мы все больше привязывались друг к другу. После работы мы ходили гулять по аллеям, а в воскресенье заглядывали в деревенскую харчевню или ходили на танцы. Однажды в дождливую погоду она зашла ко мне в мансарду, и я принялся показывать ей свои чертежи к стиральной машине и объяснять все, потому что она, конечно, в таких вещах понимала не больше телки. И когда я увлекся собственным рассказом и вошел в раж, то вдруг заметил, что она зевает, прикрыв рот ладошкой, и вовсе не смотрит на мои чертежи, а уставилась вниз под стол, на свои сапожки. Я тут же замолчал и убрал чертежи в ящик стола, но она так ничего и не заметила, а принялась заигрывать и целоваться. Это было в первый раз, когда наши интересы не совпали, и к тому же я очень сердился.