Рассказы о людях необычайных

– Не пугайся – сказала дева. – Хотя мы, конечно, бес и лисица, мы – не из тех, которые кому-либо вре- дят!

С этой поры они стали проводить вдвоем все дни, болтая, балагуря…

Хотя студент и знал, что Цяонян – не человек, однако, влюбленный в ее красоту, он все досадовал, что нет случая ей себя, так сказать, преподнести.

У него был большой запас бойких слов. Он умел льстить и подлаживаться, чем снискал себе у Цяонян большие симпатии. И вот однажды, когда обе Хуа куда-то собрались и снова заперли студента в комнате, он, в тоске и скуке, принялся кружить по комнате и через двери кричать Цяонян. Та велела служанке попробовать ключ за ключом, и наконец ей удалось открыть дверь. Студент сказал, припав к ее уху, что просит оставить все лишь промеж них двоих. Цяонян отослала служанку. Студент схватил ее, потащил на кровать, где спал, и страстно устремился… Дева, смеясь, ухватила у него под живо- том:

– Как жаль! Такой ты милый мальчик, а вот в этом месте – увы! – не хватает!..

Не окончила она еще этих слов, как натолкнулась рукой на полный обхват.

– Как? – вскричала она в испуге. – Прежде ведь было такое малюсенькое, а теперь вдруг этакий канатище!

Студент засмеялся.

– Видишь ли, – сказал он, – в первый-то раз мы застыдились принять гостью – и съежились. А теперь, когда над нами глумились, на нас клеветали – нам невтерпеж: дай, думаем, изобразим, что называется, «жабий гнев»[49].

И свился с ней в наслаждении. Затем она пришла в ярость…

– Ах, теперь я поняла, – говорила она, – почему они запирали дверь! Было время, когда и мать, и дочь шлялись тут без места… Я им дала помещение, приютила… Третья училась у меня вышивать… И я, знаешь, никогда ничего от них не скрывала и ничего для них не жалела. А они, видишь, вот какие ревнивые!

Студент стал ее уговаривать, успокаивать, рассказывать все, как было. И все-таки Цяонян затаила злобу.

– Молчи об этом, – просил студент. – Тетушка Хуа велела мне строго хранить это в секрете.

Не успел он закончить свои слова, как тетка Хуа неожиданно вошла к ним… Застигнутые врасплох, они быстро вскочили, а тетка, глядя на них сердито, спросила, кто отпер дверь.

Цяонян засмеялась, приняла вину на себя. Тетка Хуа еще пуще рассвирепела и принялась ругаться сплошным и путаным потоком оглушительной брани.

Цяонян с притворной и вызывающей усмешкой сказала:

– Слушай, бабушка, – ты, знаешь, меня сильно насмешила! Ведь это, не правда ли, по твоим словам, хоть и мужчина, да все-таки покойник… Что он, мол, может поделать?

Третья, видя, что ее мать сцепилась с Цяонян насмерть, почувствовала себя плохо и принялась сама их усмирять. Наконец обе стороны побороли свой гнев и повеселели. Хотя Цяонян и говорила гневно и резко, однако с этой поры стала всячески служить и угождать Третьей. Тем не менее тетка Хуа и днем и ночью держала дочь взаперти, подальше от Цяонян, так что у нее с Фу Лянем не было возможности открыть друг другу свои чувства, которые оставались лишь в их бровях и глазах, скрытыми, невыраженными.

Однажды тетка Хуа сказала студенту:

– Мои дети, государь мой, – и старшая, и младшая – уже имели счастье тебе услужить. Мне думается, что тебе сидеть здесь уже не расчет. Ты бы, знаешь, вернулся к себе домой и объявил отцу с матерью. Пусть они поскорее устроят вам вечный союз!

Собрала студента и заторопила в дорогу. Обе молодые женщины смотрели на него с грустными, скорбными лицами – особенно Цяонян, которая не могла выдержать, и слезы так и катились из ее глаз, словно жемчуга из порвавшейся нитки, – без конца. Тетка Хуа остановила, отстранила ее и быстро вывела студента. Только что они вышли за ворота – глядь, а уже ни зданий, ни дворов! Видна лишь одна заросшая могила.

Тетка проводила студента до лодки.

– Вот что, – сказала она ему на прощанье, – после твоего ухода я заберу обеих девочек и проеду в твой город, где сниму помещение. Если не забудешь старых друзей, то мы свидимся еще в заброшенном саду дома Ли!..

Студент прибыл домой. До этого времени Фу-отец искал-искал сына, но найти не мог. Тосковал и волновался опасениями до крайности. Увидев вернувшегося, был нежданно обрадован. Студент рассказал все в общих чертах, причем упомянул, кстати, о своем уговоре с Хуа.

– Разве можно верить этой чертовщине? – говорил ему на это отец. – Знаешь, почему ты как-никак, а воротился живым? Только потому, что ты не мужчина, а калека. Иначе была бы смерть.

– Правда, что это необыкновенные создания, – возражал Лянь. – Тем не менее чувства у них напоминают те же, что у людей. Тем более что они такие сметливые, такие красивые… Женюсь на ней – так никто из земляков не будет смеяться!

Отец не стал разговаривать, а только фыркал.

Студент отошел от него… Его так и подзуживало. Он не желал мириться со своей участью. Начал с того, что, как говорится, усвоил себе служанку. И мало-помалу дошел до того, что среди бела дня с ней блудил вовсю, прямо желая, чтобы это во всей резкости дошло до ушей старика и старухи.