Прокурор. Ваша честь и вы, господа присяжные. Я представляю интересы Короны в деле против подсудимого, которому, как вам уже известно, предъявлено обвинение в убийстве молодой девушки. Вы наверняка скажете, что такие преступления нередки, и действительно, я вынужден с прискорбием констатировать, что ныне мы слышим о подобных варварских и бесчеловечных деяниях едва ли не каждый божий день. Однако в рассматриваемом деле об убийстве имеются особенности, позволяющие предположить, что прежде подобное редко когда случалось – если вообще случалось – на английской земле. Ибо, как мы покажем далее, убиенная была бедной селянкой (тогда как подсудимый происходит из знатного сословия), и, кроме того, Божественное Провидение не наделило ее способностью сполна распоряжаться рассудком. Подобных ей обычно называют блаженными или слабоумными. Посему следовало бы ожидать, что высокородный джентльмен, коим является подсудимый, скорее всего, не заметит такую девушку, а если заметит, то проникнется состраданием к ее несчастью, но не поднимет на нее руку и не совершит столь ужасного и варварского деяния, о каковом мы расскажем далее.
Позвольте же начать с самого начала и изложить все по порядку. Незадолго до Рождества года прошлого, стало быть, тысяча шестьсот восемьдесят третьего, сей джентльмен, мистер Мартин, возвратился в свое поместье из Кембриджского университета, и соседи принялись со всевозможным радушием приглашать на рождественские увеселения наследника одного из самых уважаемых семейств в графстве, так что он постоянно разъезжал с визитами. Порою дорога предстояла дальняя и небезопасная, а посему он был принужден ночевать на постоялых дворах. Так и вышло, что на второй или третий день после Рождества он приехал в селение, где девушка жила со своими родителями, и остановился в трактире под названием «Нью инн», который, по моим сведениям, пользуется в округе доброй славой. В то время там происходили танцы, и Энн Кларк привела туда ее старшая сестрица. Однако, как я уже говорил, девушка была слаба умом, да к тому же весьма невзрачна наружностью и потому не принимала участия в увеселении, а стояла в уголке. Подсудимый увидел ее и, надо полагать, шутки ради пригласил на танец, хотя и сестрица, и остальные ее отговаривали…
Лорд главный судья. Полноте, господин прокурор, мы здесь собрались не для того, чтобы слушать байки о рождественских плясках в тавернах. Мне не хотелось прерывать вашу речь, но я уверен, что обвинение располагает более весомыми доказательствами. А ну как дальше вы расскажете, под какие песни они плясали.
Прокурор. Ваша честь, я не стал бы занимать внимание суда несущественными подробностями, однако обвинение полагает важным показать, как состоялось это необычное знакомство. Что же касается песни, из дальнейших свидетельств станет ясно, что даже такая мелочь имеет отношение к делу.
Лорд главный судья. Продолжайте, ради бога, продолжайте, но только по существу.
Прокурор. Да, ваша честь, я буду придерживаться сути. Итак, господа, полагаю, теперь вам известно достаточно о первой встрече будущей жертвы с подсудимым, скажу лишь, что с той поры между ними происходили частые свидания. Девице необычайно льстило, что она (как ей казалось) заполучила ухажера, он же взял в обыкновение раз в неделю проезжать по ее улице, а она уже его дожидалась. И похоже, у них был условный сигнал: подсудимый насвистывал ту песенку из таверны. По моим сведениям, она широко известна в тех краях, а припев в ней такой: «Выйдешь ли, голубушка, погулять и со мною станешь ли толковать?»
Лорд главный судья. Да-да, у меня на родине, в Шропшире, ее тоже певали. Это ведь она? (Тут его честь принялся умело насвистывать мотив, что выглядело не слишком уместным в суде. Он и сам это понял и поспешно пояснил.) Сие к слову пришлось. Подозреваю, что плясовая звучит в этом зале впервые. Чаще у нас пляшут в Тайберне. (Судья поглядел на подсудимого, имевшего крайне ошеломленный вид.) Господин прокурор, вы утверждали, что песенка относится к сути дела, и, готов поклясться, мистер Мартин разделяет ваше мнение. Что с вами, подсудимый? Вы будто привидение узрели!
Подсудимый. Ваша честь, меня изумило, сколь пустяковые и нелепые доказательства выдвигаются против меня.
Лорд главный судья. Так-так. Доказывать, пустяковые они или нет, – дело прокурора. Должен, однако, заметить, что если улика несерьезная, то она и не вызовет изумления. Может, причина в чем-то ином? Но продолжайте, господин прокурор.