Рассказы о русском Израиле: Эссе и очерки разных лет

Тогда луна начинает неистовствовать, она обрушивает потоки света прямо на Ивана, она разбрызгивает свет во все стороны, в комнате начинается лунное наводнение, свет качается, поднимается выше, затопляет постель. Вот тогда и спит Иван Николаевич со счастливым лицом.

М. А. Булгаков. «Мастер и Маргарита»

Николай Алексеевич Заболоцкий писал жене 24 мая 1944 года:

Волны моего душевного отчаяния давно ушли, и я понял в жизни многое такое, о чем не думал прежде. Я стал спокойнее, нет во мне никакой злобы, и я люблю эту жизнь со всеми ее радостями и великими страданиями, которые выпали на нашу долю.

Любовь любовью, но Заболоцкий за годы каторги не написал ни одного стихотворения. Его душу лишили полета, лишили музыки, но не памяти. Тем он и жил долгие годы – памятью одной. А память неизбежно уводила поэта в печаль, впрочем, избыточно наполнено печалью и все искусство травмированной, мучимой неоднократно пыткой России.

Итак, я вступаю в новый период моей жизни, который не радует меня и не огорчает, так как чувства уже притупились и продолжение несчастья не кажется более ужасным, чем то, которое случилось пять лет назад.

Николай Заболоцкий, из письма жене от 9 ноября 1943 года.

Пять лет назад было так: «Оглушенный ударом сзади, я упал, стал подниматься, но последовал второй удар в лицо. Я потерял сознание. Очнулся я, захлебываясь от воды, которую кто-то лил на меня. Меня подняли на руки и, мне показалось, начали срывать с меня одежду. Я снова потерял сознание. Едва я пришел в себя, как какие-то неизвестные мне парни поволокли меня по каменным коридорам тюрьмы, избивая меня и издеваясь над моей беззащитностью.

Николай Заболоцкий. «История моего заключения»

Спрос на рынке труда решает все. Нужны поэты, художники, композиторы – они появляются. Власти толпы нужны садисты, лжецы, убийцы – и здесь очередь к окошку. Была бы плата за труд. Года через три те же «неизвестные парни» пойдут в услужение нацистам, расстреливая и пытая «врагов рейха». У толпы нет идей, нет принципов. Есть только половой инстинкт, голод и жажда.

В моей голове созревала странная уверенность в том, что мы находимся в руках фашистов, которые под носом у нашей власти нашли способ уничтожить советских людей, действуя в самом центре советской карательной системы… И действительно, чем иным могли мы объяснить все те ужасы, которые происходили с нами.

Николай Заболоцкий. «История моего заключения»

Пройдут годы, и для историков, публицистов такой вывод станет привычной банальностью:

Никто не мог предположить, что партия большевиков будет практически полностью истреблена в «государстве победившего социализма», что на трупах сотен тысяч коммунистов, на трупах десятков миллионов советских граждан поднимется мрачное и зловещее здание самого чудовищного фашизма, который только знала история.

Эдуард Самойлов. «Общая теория фашизма»

В конце 1938 года Заболоцкий пишет жене:

Хотя с непривычки и трудно, но все же норму начал давать.

Поэт соблюдает дисциплину и спустя два года: