Рассказы о собаках [из сборника «Море. Тундра. Собаки»]

Вот была у нас на судне собачурка — Щеткой звали. Веселая, игрунья, ну прямо мела по палубе. Весь флот знал ее. Ко всем ласкалась и на улице чувствовала себя, как на судне. У нее все друзья. Такая не пропадет. А этот одинок. Несчастный плод фантазии человеческой. Природа таких неприспособленных не создает. Конечно, в своей среде он преобразится, станет веселым, смышленым и резвым. Но где эта среда?»

Часы отстукали девятнадцать, солнышко повисло на вершине ольхи, под стволами вытянулись тени, длинные, как жерди, на белом снегу. Во дворе послышался шум, и в кухню ввалились дети.

— Ну, гаврики, чем порадуете? У кого «пятерка»? Молчок? Ладно, на «четверку» согласен. Счас, брат, учеба нужна, как море. А к нам гость притопал…

Жена предупреждающе зыркнула, и Родин смолк.

«Детей не хочет расстраивать, — сообразил он. — А меня вечно дернут за язык».

— Ну, садитесь за стол, — скомандовала жена и хотела задернуть штору, но в это время поднялся пес.

— Пап, а кто гость? Вон тот, что ли?

В багровом зареве заката горбатый пес казался еще горбатее. Он выгнулся дугой, стал еще краснее, как будто солнце, утопая, вылило на него свинцовый сурик. Белое поле за окном окрасилось алой кровавой краской.

— Он, — ответил Родин, — боксер.

— А чей он?

— Не знаю. Блудит…

Парнишки вскочили с мест.

— Ну вот, начался ужин. Что отец, что дети. Сидите! — возмутилась мать. — Второй раз накрывать не буду.

— А почему он такой худой? Давай накормим.

— Кормил уже. Не надо к нему ходить. А вдруг он больной?

Дети замолкли, раздумывая.

Мать задернула штору:

— Не отвлекайтесь! Мало ли собак бегает… Ешьте и — за уроки!

Родин успел заметить, что боксер лег опять.

— Смотаюсь-ка я в Елизово к Ларину, — решил он. — У них машина, гараж, а собаки нет. Возьмет, наверное.

Вскоре зарокотал во дворе мотоцикл. На землю опустилась ночь. Но в окно был хорошо виден темный клубок на снегу.

«Теперь не уйдет, — подумала Валя. — Не дай бог, сдохнет под окном… Хотя бы договорился с Лариным. Собака-то не простая».

Родин застал Ларина в гараже:

— Привет, старина!

— A-а, Родин! — Ларин протянул руку. — Каким ветром?

— Попутным, как всегда, попутным, а ты все «Жигули» облизываешь?

— Вчера мотался в Паратунку и не почистил. Ну, выкладывай, выкладывай. Что у тебя, так ведь не зарулишь…

— Подарок тебе имею. Хочешь породистого пса бесплатно? Боксер. В гараже или в комнате незаменимый страж. И вообще солидности ради… Ну как?

— Я бы с удовольствием, но жена…

«По крайней мере, честно», — думал Родин, выруливая к Нечаеву.

От Нечаева он шпарил к Петрову, от Петрова к Орченко и удивлялся тому, что его друзья оказались рассудительны, холодны и практичны: «Пес — зачем он нам? За свинью лопает, а что караулить?»

«Резонно. Квартиры на этажах. Запоры с секретом, не то что у меня… Пес — и опоры, и запоры. Да и то больше не как сторож, а как друг четвероногий».

Последний поворот — и Родин вырулил на прямую к своему дому. В свете фар увидел, как загорелись глаза и потухли.

«Не ушел. Сидит», — с сожалением подумал Родин.

Он остановил мотоцикл, заглушил, но свет не выключил и подошел к собаке. Пес сидел, понуро опустив голову, но глаза его смотрели снизу вверх исподлобья, дико, по-волчьи, с синеватым холодным блеском. В них не было зла, но что-то отрешенное, еще более зловещее остановило Родина.

«Черт… Страшен в молчании. Прямо как та собака Баскервилей. Хоть бы зарычал или хвостом-култышкой вильнул. Мертвец, и только. Живой мертвец. А ведь ждет. Ждет, надеется. Верит в доброту человеческую. В своего друга, хозяина, который должен прийти. Надо только ждать, ждать и ждать…»

Пес устало прикрыл глаза. И от этого стал еще страшнее. Родин отступил к мотоциклу. Жутко. «Не жилец он. Не-ет. Лучшим милосердием будет положить этому конец. Смотаюсь-ка я в госпромхоз к Василию Савельевичу». Снова рявкнул мотор, застрекотал по дороге.

И вскоре Родин разговаривал с Василием:

— Я тебе говорю, что шерсть гладкая, однотонная, золотистая. Ну благородный пес. Чистый, не то что наши лохмачи. Уж если не хочешь держать, то делай, что хочешь. Сойдет за выдру или ондатру. Нет, только без меня. Еще не спит, наверное, Колька. Пусть заведет самосвал. Увидишь, против моего окна. Только не стреляй возле дома. Придумай что-нибудь другое. Ну, бывай! Мне еще кой-куда надо. Родин газанул и с предельной скоростью помчался к своему дому.

Подъезжая, он увидел пса. Боксер сидел, как идол, бронзовый под звездами, и снег искрился перед ним. Над лесом поднималась луна. Родин подошел к своей овчарке, погладил, потрепал за холку и тихонько вошел в дом. Он не спеша разделся в прихожей и, не зажигая света, прошел в кухню.

— Ты что как вор крадешься! — окликнула его жена. — Где тебя носило до полуночи?

— Просил, чтобы забрали собаку. Должен сейчас Вася подъехать.

— Какой?

— Из госпромхоза.

Жена смолчала.

Родин отдернул штору. Над вершиной ольховника висел светящийся шар — красавица луна. Она заливала матовым светом и поле, и лиман, и заснеженные горы. И гроздья ярких звезд в бездонном Космосе, как искры от невидимого костра, бросали свои блики на холодную землю.