Рассказы о живой природе

В тот же вечер Тимофей Семенович обследовал в доме все ходы и выходы, закрыл все дыры так, что даже крыса, если бы ей взбрело в голову пойти к курам в гости, не смогла про- Подволока – чердак под крышей. лезть в сарай. Оставив один, неизвестно кем прорытый ход в старый пустующий овечий хлев, он поставил около него лисий капкан, заправив его для верности приманкой. Дня три капкан стоял нетронутым, и его совсем замело снегом. Дядя Тима даже подумал, что вмерзший в снег железный механизм может не сработать, когда на него наступит зверь, но все же оставил его еще на одну ночь.

Утром, как обычно, тетя Паня пошла доить свою Пеструху и услышала за хлевом необычную возню.

– Иди, охотник, снимай свою добычу – попал кто-то,- радостно сообщила она мужу, который точил бруском притупившийся топор.

В избе в это время был мальчик Витя – сын бригадира, зашедший передать Тимофею Семеновичу какое-то поручение, и с ним еще двое ребят. Они с любопытством ждали, кого принесет дядя Тима в капкане.

Зверь оказался совсем не крупный – не больше обыкновенной тощей кошки. Длинная шерсть его на спине была коричневой, на животе – несколько темнее, с красно-коричневой полосой. Подбородок, кончики ушей и острый, как у лисы, нос, только более короткий, были желтовато-белые, и лишь самый кончик носа чернел круглым пятачком, а над глазами во весь лоб расплылось дугообразное белое пятно.

Пытаясь вырвать из железных скоб капкана свои короткие передние лапы с длинными черными когтями, зверь метался, грыз железо острыми, как у щуки, зубами и, сверкая дикими, злыми глазами, рычал. Но это рычанье, скорее похожее на стрекот сороки, чем на рык зверя, и вздыбленная на спине и длинном хвосте шерсть – совсем не испугали ребят, а даже рассмешили их.

– А ну-ка, кто его погладит,-пошутил дядя Тима, но когда Витя протянул было руку, чтобы потрогать взъерошенный хвост, резко остановил смельчака: – Не тронь!

И это было как раз вовремя. Заметив движение мальчика, зверек сразу же кинулся на него, и лишь капкан помешал хищнику выполнить злое намерение.

– Злой он сейчас, даром жизнь свою не отдаст. Он ведь чувствует, что смерть ему приходит,- пояснил дядя Тима,- потому и взъярился так. В жизни он порядочный трус, но до чего ж хищный и коварный. Лиса, хотя и больше его, а по сравнению с ним – просто шутница. Вот ведь она не пришла за курами, хотя и любит курятинку не меньше его, а этот пришел – кровожаднее и нахальнее его, пожалуй, зверя нет. Ну, опять же: голод – не тетка, а хорек мал, зайца или белку ему не изловить, как это делают лиса или куница, вот и идет на пакость. Летом он совсем смирный – пищи ему тогда вдоволь. Питается он, главным образом, лягушками и мышатами, а также птенцами различных птиц. Иногда нападает на змей или выслеживает кротов и крыс, а то и рыбу ловит. Живет он в норе или в расщелинах камней, где самка рождает слепых детенышей. Хорек не боится крупных хищников, так как для самозащиты природа наделила его мешочком с мускусной жидкостью. Эта зловонная жидкость отравит аппетит любому зверю. Да и охотники не очень-то уважают эту тварь. Бьют, когда он сам в гости к курам пожалует. А мех у него, хотя и не такой уж красивый, но зато дешевый и теплый. На воротник или рукавицы – любо-дорого… Ну, мне, однако, на работу пора.- И Тимофей Семенович потащил свою добычу в сени, приговаривая:- Съел двух курочек – хватит. Сейчас тебя самого старухе на воротник пущу.

Еще любитель курятинки

В тихий июльский вечер со своим дружком Ефимом Ивановичем (юные читатели тоже знакомы с ним) мы поставили сети в проливе между двумя островами и тихонько плыли на ночлег к западному скалистому берегу. Сидя на веслах, я любовался красотой ясной вечерней зари. Чуть потревоженное зеркало воды отражало все тона пылающей глубины неба, и казалось, что лодка плывет в беспредельном межпланетном пространстве, и только отраженная водой темная полоска леса на другом берегу нарушала волшебную прелесть этого миража.

Мы подъехали к устью безымянного ручья, и Ефим Иванович скомандовал:

– Стоп! Суши весла. Давай-ка, Петр Иванович, закинем здесь на ершей. Тут их раньше тьма-тьмущая водилась.

Опустив камень-якорь за борт, мы забросили все удочки, и не прошло получаса (даже стоявший над лесом золотой шар солнца не успел закатиться в то место, где он ночует), как мы натаскали полный солдатский котелок крупных, словно окуни, и колючих, как ежи, ершей.

С заходом солнца клев внезапно прекратился, рыба отошла.

Старый рыболов хитро прищурил левый глаз, а правый зорко нацелил на темнеющие заросли камыша в устье ручья, отыскивая подходящее место для ночлега.

– Ну, поехали, однако, уху варить. Ох, и уха будет – не уха, а объеденье,-приговаривал он, сматывая свои бесчисленные удочки.

В устье ручья мы обнаружили уже опередивших нас ночлежников. Это были два мальчика-Коля и Ваня, соседи Ефима Ивановича.