Рассказы о жизни. Книга первая

Особенно понравилось нам, как Маркс и Энгельс писали о рабочем классе.

Умение хоть в какой-то мере понять и разъяснить сущность марксистской революционной теории и связать ее с нашей жизнью и борьбой также поднимало меня в глазах моих товарищей и способствовало укреплению нашего рабочего братства, пусть даже и в очень незначительных масштабах. Каждый из нас уже осознавал, что он является участником великой армии труда и готов отдать все силы за общее дело, за улучшение жизни рабочего класса и всего народа.

Сознание своей правоты и силы окрыляло нас, и мы старались очень осторожно разъяснять рабочим все то, что узнавали сами на занятиях кружка. Мы старались внушить нашим товарищам по работе, что мы должны быть смелыми и настойчивыми в отстаивании своих справедливых требований к заводской администрации, действовать организованно, и тогда хозяева завода будут вынуждены считаться с нами. Вскоре это подтвердилось на деле.

Чугунолитейный цех завода ДЮМО, где я работал, был по тем временам довольно крупным производством: чугунное литье шло на строительные нужды завода, направлялось в другие города и его требовалось все больше и больше. Цех рос вместе с заводом, а на заводе к тому времени работало уже более двух с половиной тысяч человек, не считая строителей. При мне в цехе поставили вторую вагранку, так как одна, первая, перестала справляться с повышенной потребностью в различных чугунных отливках.

Работа на кране была тяжелой и требовала высокой точности. Нужно было следить за движением крана с грузом, особенно когда на подъеме или при спуске был ковш, наполненный расплавленным чугуном. При малейшей неосторожности или оплошности жидкий металл мог испепелить все живое.

Место машиниста-крановщика находилось в особой кабине, почти у перекрытия цеха, на самом верху. При заливке чугуна в формы вверх поднимались испарения и газы, идущие из формовок. Было жарко и душно. Все это осложняло работу, и я постоянно боялся: ведь если возвратятся головные боли, которые долго мучили меня, то я могу потерять сознание, и это неизбежно приведет к катастрофе, к гибели многих людей.

Это, пожалуй, и толкнуло меня на резкий протест против невыносимых условий труда крановщиков. Сговорившись с другими машинистами-крановщиками, я заявил начальнику цеха, что мы задыхаемся от скапливающихся газов и так работать дальше не можем. Вначале он попросту огрызнулся:

— Всегда так работали. Подумаешь, какие нежные!

Но мы не отступили и почти каждый день в той или иной форме напоминали о своем. Однако это ни к чему не приводило, и тогда мы решились на смелый шаг. С общего согласия крановщиков однажды я в свою смену самовольно остановил кран и спустился вниз. Все работы в цехе застопорились. Откуда-то вдруг появился начальник цеха.

— В чем дело? Почему не на месте? — налетел он на меня.

— Сами туда полезайте, может быть, тогда поймете, как сладко дышать отравленными газами, — спокойно заявил я. — Сколько раз вам говорили, что надо поставить вентиляторы.

— Молчать! — закричал начальник. — Не хочешь работать — других вызовем.

— Можете вызывать, — ответил я, — только и они вам то же самое скажут.

— Посмотрите, что выдумали, — обратился начальник цеха к окружившим нас формовщикам и литейщикам. — Работу срывают!

Но его никто не поддержал. Рабочие настороженно молчали, и лишь один из них хмуро сказал:

— Вентиляция не только им — всему цеху нужна.

Рабочие сочувственно зашумели, и это сыграло решающую роль.

— Ладно, будет вам вентиляция, — заявил, помолчав, начальник и, обращаясь ко мне, добавил: — Полезай в кабину, нечего зря время терять.

Я вернулся на свое место. Хотелось поскорее узнать, будет ли выполнено обещание. Но ждать долго не пришлось: к концу этой же смены в нескольких местах корпуса цеха уже были пробиты отверстия, и в них устремились скопившиеся у перекрытия газы. Сразу стало легче дышать. Несколько позднее были установлены и вентиляторы.

Так благополучно окончилась наша «крановщичья забастовка», как ее назвали литейщики. Случай этот стал вскоре известен всему заводу. Инициативу в выступлении крановщиков стали связывать с моим именем, но я в то время еще не имел никакого опыта работы в массах и, скорее всего, выразил общий протест против тяжелых условий труда лишь потому, что боялся не выдержать и тем самым подвести товарищей, допустить аварию. Однако то, что произошло, оставило глубокий след в сознании рабочих нашего цеха и даже всего завода: мы поняли, что если будем твердо и настойчиво поддерживать друг друга, то заводская администрация не может с этим не считаться.

Должен сказать, что это событие не прошло бесследно и лично для меня. Видимо, оно еще раз напомнило обо мне полиции. Вскоре у меня снова был произведен обыск, после которого меня арестовали. И хотя я через несколько дней был освобожден и снова приступил к работе, я почувствовал, что слежка за мной усилилась.