Рассказы о жизни московских зданий и их обитателей

Пастернак был среди тех избранных, кому удалось получить квартиру в Лаврушинском. Даже Булгакову отказали, а вот Борис Леонидович, видимо, был у Сталина на хорошем счету. Хотя стихов его он не любил, а вот переводить грузинских поэтов доверил! И не случайно, что фамилия Пастернака значится в том самом заветном протоколе заседания верхушки Союза советских писателей, собравшейся 4 августа 1936 года для решения главного вопроса: кому дать квартиру в престижном доме. Желающих было много, более полутора тысяч человек, а вот квартир мало – всего 98. Как известно, в СССР квартиры не продавали, а давали. Даже кооперативная квартира, несмотря на полностью внесенный пай, оставалась в собственности жилищно-строительного кооператива. Давали для того, чтобы потом отобрать. Таково было следствие главного принципа социалистического эксперимента, отрицающего частную собственность. Был лишь один вид частной собственности – государства на своих граждан, которых можно было, словно марионеток, дергать за ниточки, добиваясь нужных движений.

До Лаврушинского литераторы жили в Нащокинском переулке – там стоял один из первых писательских кооперативов Москвы, где соседствовали Булгаков, Мандельштам, Ильф, Михалков, Габрилович. Но, конечно, новый дом в Замоскворечье не шел с ним ни в какое сравнение, и многие стремились переехать. Михаил Пришвин в 1940 году по этому поводу отметил в дневнике: «Писатели из дома на Лаврушинском живут во много раз [в] лучших условиях, чем писатели из дома в Нащокинском пер., но пишут-то в Лаврушинском ничуть не лучше, чем в Нащокинском. А между тем я сам помню, когда шла жестокая борьба у писателей за квартиру в Лаврушинском, в одном из таких бурных собраний выступили два друга. Один, выступая в защиту своего права на квартиру в Лаврушинском, перечислил свои заслуги в отношении составления сценария одному знаменитому кинорежиссеру. И когда он кончил, выступил его друг и рассказал, в каких ужасных [квартирных] условиях этот его друг пишет свои работы. И закончил: – Можете себе представить, какую творческую деятельность разовьет мой друг, если получит приличную квартиру в Лаврушинском переулке».

Увеличения литературной производительности, собственно, и требовала от писателей власть. Тем, от кого ожидали многого, давали четырехкомнатные квартиры, другим – трехкомнатные, Пастернак же получил небольшую квартирку на верхнем этаже, а вместе с ней – и потрясающий вид на старую Москву. И кто знает, быть может, выйдя в очередной раз на балкон или крышу дома, поэт сочинил свое знаменитое стихотворение «Музыка»:

Дом высился, как каланча. 

По тесной лестнице угольной 

Несли рояль два силача, 

Как колокол на колокольню.

Они тащили вверх рояль 

Над ширью городского моря, 

Как с заповедями скрижаль 

На каменное плоскогорье.

И вот в гостиной инструмент, 

И город в свисте, шуме, гаме, 

Как под водой на дне легенд, 

Внизу остался под ногами.

Жилец шестого этажа 

На землю посмотрел с балкона, 

Как бы ее в руках держа 

И ею властвуя законно.

Вернувшись внутрь, он заиграл 

Не чью-нибудь чужую пьесу, 

Но собственную мысль, хорал, 

Гуденье мессы, шелест леса.

Раскат импровизаций нес 

Ночь, пламя, гром пожарных бочек, 

Бульвар под ливнем, стук колес, 

Жизнь улиц, участь одиночек.

Так ночью, при свечах, взамен 

Былой наивности нехитрой, 

Свой сон записывал Шопен 

На черной выпилке пюпитра.

Или, опередивши мир 

На поколения четыре, 

По крышам городских квартир 

Грозой гремел полет валькирий.

Или консерваторский зал 

При адском грохоте и треске 

До слез Чайковский потрясал 

Судьбой Паоло и Франчески.