Рассказы о жизни московских зданий и их обитателей

А вскоре покончил с собой младший брат Сергея Ивановича – Иван Иванович. Уже давно выехавший в Париж на постоянное место жительства, Иван вел жизнь мота и растратчика. В последние годы он все чаще стал просить братьев о материальной помощи. Поначалу и Петр, и Сергей помогали ему. Но в конце концов терпение братьев иссякло. Они посоветовали Ивану продать собранные им картины. Каково же было его удивление, когда оценщики, осмотревшие полотна, сообщили, что большинство картин – подделка. Отчаявшийся, преследуемый кредиторами, Иван Щукин не нашел другого выхода, как свести счеты с жизнью. Русская пословица гласит: пришла беда – отворяй ворота. Через несколько месяцев Сергея Ивановича ждала новая трагедия: в возрасте двадцати одного года покончил с собой его глухой сын Григорий. По Москве пошел слух, объявлявший причиной всех этих несчастий самого Щукина: будто бы он снял иконы в княжеской церкви на Большом Знаменском и повесил там разных Матиссов и Гогенов…

Именно тогда, в 1908 году, после понесенных невосполнимых утрат, Сергей Иванович целиком ушел в свою коллекцию, видя в ней единственную отдушину и отраду. К этому времени в его собрании насчитывалось уже восемь десятков картин. В 1913 году их стало почти в три раза больше. Выросла и ценность коллекции. В том числе и за счет картин брата Петра, задумавшего продать своих импрессионистов. Сергей Иванович писал ему: «Мне очень жаль, если такие хорошие вещи уйдут из России, и потому я (…) с удовольствием готов купить у тебя от 8 до 10 картин (…). Заплачу я тебе правильную цену (…)». Заметим, что Сергей Щукин называет картины вещами, хотя мог употребить и другие слова – полотна, шедевры, например, но, видимо, слово «вещь» по смыслу было ему ближе. Ведь, покупая дорогие вещи, он вкладывал таким вот образом свои средства, капитализировал свои доходы. Картины Дега, Моне, Писарро переехали из дома Петра Щукина на Малой Грузинской в Большой Знаменский. Была там и знаменитая «Обнаженная» Ренуара, висевшая прежде в спальне старшего брата.

А коллекция все прирастала. Для лучшего размещения собрания Сергей Иванович поручил архитектору Льву Кекушеву перестроить дом в Большом Знаменском переулке и пристроить к особняку два флигеля. Было от чего задуматься над расширением площади. В апреле 1909 года один французский художник, не избежавший публичного порицания за свое творчество, в интервью сообщил, что у него есть заказ на декоративное оформление лестницы в частном доме некоего русского купца: «В ней три этажа. Вот первый этаж. Я представляю посетителя, входящего в дом с улицы. Его нужно зарядить энергией, дать чувство легкости. Мое первое панно – танец, кружащийся на вершине холма. Второй этаж уже внутри дома; в его тишине я вижу сцену музыки, которой поглощены ее участники. Наконец, на третьем этаже полное спокойствие, и я рисую сцену отдыха: люди, раскинувшиеся на траве, беседующие или дремлющие». Этим художником был Анри Матисс. А купцом, в немалой степени способствовавшим открытию и популяризации художника, – Сергей Щукин.

Анри Матисс написал специально для особняка Щукина два больших настенных панно: «Танец» (1909–1910) и «Музыка» (1910). На обеих картинах изображено пять красных человеческих фигур, что стало символом отражения представлений Матисса о монументальном и декоративном искусстве. По замыслу Матисса, на панно «Музыка» были изображены обнаженные юношеские фигуры. Щукин с самого начала переговоров о декоративном оформлении лестницы нервничал по этому поводу, пробовал тактично убедить Матисса в том, что такие изображения слишком откровенны и будут шокировать многочисленных посетителей его дома. Когда в декабре 1910 году панно прибыли в Москву, Сергей Иванович «от греха» собственноручно замазал смущавшие его места.

С 1906 году, после первого посещения мастерской художника, Щукин стал все чаще покупать картины Матисса. По словам сына Матисса, Пьера, Щукин был «идеальным заказчиком», поскольку никогда не навязывал мастеру своих вкусов, не вторгался в содержание его картин. А вот английский исследователь творчества Матисса Николс Уоткинс придерживается другой точки зрения: «Щукин был выдающимся коллекционером и меценатом, – пишет он, – обладавшим видением и материальными средствами для побуждения художника к новому». По мнению Уоткинса, Матисс вряд ли бы занялся работой над серией декоративных панно, если бы не Щукин. Даже те из них, которые не были непосредственно заказаны «московским патроном», несомненно, задумывались под его воздействием.

И воздействие было весьма ощутимым для нуждавшегося в деньгах художника. Щукин не скупился, платил Матиссу более чем хорошие деньги. Если по контракту, заключенному Матиссом с одной из западных галерей, его самые большие по величине полотна оценивались менее чем в 2000 франков, то Щукин заплатил 15 тысяч за «Танец» и 12 тысяч за «Музыку». Матисс сразу же смог переехать с семьей в собственный загородный дом. Там у художника была 30-метровая студия, большой сад, для работы в котором он даже нанял садовника.