Рассказы, очерки, наброски, стихи (1894-1896)

Мнения первых критиков о рассказе «Однажды осенью» разделились. Некоторые причислили его к произведениям, обнаженно трактующим тему босячества. Л. Е. Оболенский писал: «Из всех босяков, выведенных Горьким, наиболее симпатичными кажутся: Коновалов, Челкаш, Наташа (из рассказа „Однажды осенью“), Мальва и рыжий рыбак Сережка» (. . . М. Горький и причины его успеха. СПб., 1903, стр. 79). М. А. Протопопов нашел у Горького «стремление к идеалу», хотя заметил, что не видит у него определенной цели, а одно лишь «протестующее уныние» («Русская мысль», 1899, № 5, стр. 149).

Рассуждения Горького о «сытых» и реорганизации социального строя были замечены реакционными «Московскими ведомостями», где появилась статья А. Басаргина (А. И. Введенского) «Развивается ли талант г. Горького?». Критик противопоставил «Однажды осенью», как «балладу с тенденцией», рассказам «Дружки», «Каин и Артем» и «Кирилка», выполненным якобы «в прежнем тоне, — безо всяких особенных „задач“ и тенденций» («Московские ведомости», 1900, № 117, 29 апреля).

Концепцию рассказа с ожесточением пытался развенчать Е. А. Ляцкий. Он ставил знак равенства между героями рассказа и самим писателем, не без основания, однако, уверяя, что Горький проповедует начала бунта («Вестник Европы», 1901, № 11, стр. 287–288).

Иронически пересказывая содержание статьи Ляцкого, В. В. Воровский заметил, что критик устроил «публичный суд» над Горьким.

«— А помните ли, г. Горький, как вы однажды осенью воровали с голодной проституткой хлеб из ларя? — начинает г. Ляцкий „с поразительной откровенностью“ <…> Скомпрометировав сразу нашего автора в глазах своей аудитории обвинением в подкапывании главного устоя — собственности, г. Ляцкий переходит к другим пунктам:

— Вы подрывали великий принцип свободы, смешивая его с понятием бродяжеской, беспаспортной жизни» (Воровский, стр. 52).

В другой статье о Горьком Воровский назвал рассказ «Однажды осенью» трогательным, отнеся его к произведениям, где «изображено доброе, мягкое, человечное…» (там же, стр. 259).

ВЫВОД

(Стр. 57)

Впервые напечатано в «Самарской газете», 1895, № 44, 26 февраля, в серии «Теневые картинки». В новой авторской редакции опубликовано в «Крестьянской газете», 1935, № 35–36, 8 марта.

В Архиве А. М. Горького сохранились: 1) печатный текст Зн₁₀ с авторской правкой для К; 2) машинопись, представляющая собой перепечатку текста К с большой правкой автора и припиской новой концовки. Это — редакция, предпринятая в 1935 г. в связи с новой газетной публикацией. (Архивные шифры: ХПГ-44-11 и ХПГ-44-11-2а).

Печатается по тексту «Крестьянской газеты».

В серии «Теневые картинки» «Вывод» был напечатан под цифрой II и шел после напечатанного под цифрой I рассказа «Красавица». Это были первые беллетристические публикации Горького в «Самарской газете» непосредственно после его приезда в Самару, где, став постоянным сотрудником газеты, он должен был еженедельно публиковать воскресный беллетристический фельетон.

Очерк написан в 1895 г. (в изд. Зн_1–10 и К ошибочно датировался 1896 годом). В основу его положен подлинный факт. Весной 1891 г. Горький покинул Нижний Новгород. Это было началом его большого странствия по России, продолжавшегося полтора года. От Днепровщины он шел по Херсонской губернии равнинами Сагайдака и Ингула, направляясь к Николаеву, и 15 июля 1891 г.[8] в селе Кандыбине встретил «вывод» — публичное истязание женщины, Горпыны Гайченко ее мужем Сильвестром Гайченко. Он вмешался в эту дикую расправу и был до полусмерти избит крестьянами. В письме И. А. Груздеву, спрашивавшему об этом случае, Горький писал: «Меня сильно избили, вывезли из села Кандыбовки — 27–30 верст от Николаева — и бросили в кусты, в грязь, чем я и был спасен от преждевременной и „поносной“ смерти, ибо получил „компресс“. В Николаев меня привез шарманщик, ехавший с какой-то сельской ярмарки, кажется из Повлиша или Новой Праги» (Архив Г_XI, стр. 66).

Горький неоднократно рассказывал об этом случае много лет спустя. Об одном из таких рассказов вспоминал Н. Н. Асеев, гостивший у Горького в Сорренто в ноябре 1927 г.:

«Вот давнее воспоминание, уже вошедшее как материал в его произведения: о выводе неверной жены на общественный суд. Это было на самом деле, и Горький был, как оказывается, не бесстрастным свидетелем происшествия, о чем в рассказе не упомянуто <…>

Горький был в этой деревне прохожим человеком, вступиться за женщину было бессмыслицей, и он направился к попу, чтобы тот уговорил озверелых людей. Поп ответил ему текстом из священного писания о повиновении жены мужу. Возражать на текст можно было только кулаком. Горький смазал попа по постной роже, с размаху, не выдержав елейно-лицемерного нравоучения. На крик попа сбежались односельчане, увидели чужого, дерущегося с попом, и, не входя в существенный разбор возникшего инцидента, скопом бросились на чужака, отмахивавшегося от них длиннейшими руками. В результате со сломанным ребром Горький очнулся уже поздно в сумерки; этого конца нет в написанном им рассказе.