Рассказы пьяного просода

Лида засмеялась и достала из холодильника сыр, абрикосы, пакет клюквенного морса и красное полусухое. На столе лежал немного подсохший лаваш, все пригодилось.

Потом они лежали в темноте на неразложенном диване, она чувствовала обнаженной кожей сухие крошки и посеянную три дня тому флешку под левой лопаткой, а всем телом – тесноту, но встать и перейти на кровать в спальню было слабо. Она прислушивалась к его дыханию, не специально подстраивалась, совпадала, соскальзывала в сон, но тут же выныривала и снова слушала, как он дышит. Было ли когда-нибудь по-другому? Всегда было так.

Острый приступ счастья перешел в хронику, она улыбалась в темноте с закрытыми глазами и выглядела со стороны внутриутробным существом, плавающим в околоплодных водах ночного воздуха.

11.

Утром она тщетно пыталась дозвониться в больницу, из которой удрала. Но все равно, наверное, по-хорошему нужно было бы туда подъехать. Не завтракая, они собрались и вышли. Яша решила тоже прогуляться. Погода испортилась, было понятно, что сегодня будет гроза.

У подъезда им снова встретилась Анна Семеновна. Они поздоровались, но Лиду на этот раз немного задело то, что соседка упорно игнорирует ее спутника.

– Яша сегодня ночевала у нас, – сказала Лида весело.

– Да-да, я не смогла ее выманить из квартиры, она затаилась где-то, – улыбнулась Анна Семеновна. – Видимо, решила, что надо охранять.

– О, у нее прекрасная сигнализация! Стоит только слегка до нее дотронуться. Тебе не мешало, как она мурлыкала? – спросила Лида у него, чтобы как-то ввести его в зону внимания.

Анна Семеновна глупо помаргивала. Она по-прежнему смотрела только на Лиду.

– Мне помогало, – сказал он.

Лида засмеялась.

– Колыбельная?

– Кошки ужасно уютные, – сказала Анна Семеновна. – Береги себя, Лидочка.

И она пошла к подъезду, сильно припадая на левую ногу.

Лида заглянула ему в грустные глаза.

– Иосиф, – сказала Лида, – Иосиф.

12.

Конечно, он любил ее. В таком возрасте все как-то иначе – острее, жалобнее, трагичнее. На грани исчезновения, в последний раз. Как падающий с обрыва хватается за выступ, он пытался этой нечаянной любовью удержаться внутри вечно продолжающейся и такой мимолетной жизни.

Она ему казалась ребенком. Нежная, полупрозрачная, хрупкая. У нее еще все было впереди. Он старик – а она… а у нее… Он видел, что она нравится другим мужчинам. «Только полный идиот может не захотеть вас», – повторял он ей. Грязный безумный старик. Да что говорить? Он стремился просто побыть еще – еще немного. И да, он не планировал, даже не мог предположить, что она так крепко втрескается. С ужасом представил вдруг, что все может затянуться и перейти в отношения, в которых он успеет так одряхлеть, что станет ей в тягость. Будет ловить ее взгляд, наполненный жалостью, а то – и отвращением… Нет-нет, этого он точно не мог бы вынести. Зато он мог исчезнуть, пока до этого еще не дошло. Так будет лучше всем. И он исчез.

Написал ей, чтобы она забыла, жила дальше, не искала его. Затаился в себе, перетерпел. Было тяжело, неприятно, но, впрочем, если разобраться, вполне выносимо. А иногда и вовсе хорошо. Он выходил на балкон, жмурился от утреннего солнца, вдыхал прохладный воздух, выкуривал первую сигарету. Затем одевался и отправлялся в маленькое кафе, где милая пышногрудая барышня в очаровательных конопушках с опущенными ресницами подавала ему кофе и теплый круассан. Вытирая со стола, она как бы невзначай задевала его рукавом, наклоняясь за чашкой, рыжим локоном касалась плеча, восхитительно краснела, и жизнь снова наполнялась смыслом, расцветала и обещала. Всем своим существом он приветствовал простые радости. Поэтому некоторое время спустя он пригласил барышню на ужин, она осталась у него и вполне оправдала ожидания, он был доволен, но сразу же утратил интерес к этому кафе и перебрался в небольшую пекарню с тремя стеклянными столиками и божественным яблочным штруделем.

Когда ему сообщили, что Лида попала в больницу, лежит без сознания, может умереть, он собирался в гости к своему старинному другу.

Все кубарем вспомнилось и ошеломило силой и свежестью. Ему казалось, что это давно не так живо, забылось, поросло, сгинуло. Он долго стоял, потрясенный не только новостью, но и своей реакцией.

13.

По дороге в больницу Лида и Иосиф завернули в какую-то забегаловку, оказавшуюся вполне уютной. Лида то щебетала, не сводя с него восхищенных глаз, то замолкала и задумывалась, расфокусировав зрачки и уставившись на растопыренные в центре столика салфетки. Они заказали два кофе и сырники со сметаной и свежей малиной. Официант поставил заказ Иосифа не ему, а кому-то третьему, не сидящему напротив. Лида изумилась, одарила смуглого юношу испепеляющим взглядом и мгновенно сама переставила все как следует. Ей не хотелось отвлекаться от беседы.

– А-а-а-а, я поняла, – радостно взахлеб говорила она, – ты испугался, что со мной ты потеряешь всех своих многочисленных любовниц. Но это не так, – мы могли бы с тобой мирно дружить и не расставаться, а ты бы продолжал общение с ненасытной толпой.