Рассказы пьяного просода

Иосиф, сгорбившись, сидел рядом с кушеткой, на которой лежала Лида. Она была подключена к каким-то приборам и капельницам, ее маленькое тело обвивали прозрачные трубочки и проводки. На экране что-то вспыхивало и гасло. Он смотрел на подрагивающие ресницы, на слепо перемещающиеся под веками глазные яблоки и пытался представить, что она сейчас видит. А она в это время усадила его на лавочку в парке, потому что видела, что он устал. Ей не нравилось, что он побледнел, она то и дело пробовала рукой и губами его лоб, но лоб был хороший, тогда она начинала щекотно перебирать тонкими пальцами у основания кисти в поисках пульса, считала, сбивалась, начинала заново. Он покорно терпел.

Рядом прошли бабушка с толстым внуком. Мальчик пялился на Лиду, а потом громко сказал бабушке:

– Смотри, баба, тетя целует лавочку.

Иосиф становился все бледнее и бледнее.

– Господи! – воскликнула Лида громко. – Да помогите же хоть кто-нибудь, не видите – человеку плохо!

К ней подбежала девушка, стала расспрашивать, что с ней, доставать телефон.

– Да не мне же – ему! – закричала в отчаянье Лида, показывая на Иосифа, которому на глазах делалось хуже, он совершенно обмяк и еле-еле, с огромным усилием мог приоткрывать глаза.

– Лида, не надо, – сказал Иосиф. Левая сторона рта у него почти не двигалась. – Перестань, меня уже нет. Разве ты не понимаешь этого?

– Надо вызвать «Скорую», – плакала Лида, – ну что же вы стоите, вызывайте, он умирает!

Лида попыталась выхватить у замешкавшейся девушки телефон, но та вовремя сообразила, что к чему, и стремительно удалилась. Лида стала рыться у себя в сумочке, но у нее так тряслись руки, что она ничего не могла разобрать, вытаскивала и снова засовывала обратно ненужные сейчас предметы, потом стала просто выбрасывать их рядом с собой на землю. Телефона не было. Она плакала, понимая, что теряет драгоценное время, что никто не может помочь ей, что Иосиф умирает. А в это время Иосиф взял лежащую без сознания Лиду за руку, положил голову на свою руку, в которой лежала ее рука, и замер. Если бы кто-то сейчас выглянул из-под кровати и посмотрел на него, то увидел бы, что глаза у него открыты, а изо рта течет слюна. Лида посмотрела на него – он сидел, сильно покосившись влево, приоткрывая свежую надпись, нацарапанную на спинке скамейки. Можно было прекращать поиск телефона. Она медленно опустилась рядом с ним. Сил больше не было. Машинально она достала из сумки листок, сложенный вдвое. Долго не могла понять, что это за листок. Наконец сосредоточилась и прочла о том, что у нее констатировали смерть. Все поплыло у нее перед глазами. Противный писк заглушил все остальные звуки. Она закрыла глаза и на какое-то время отключилась.

18.

Когда она открыла глаза, то увидела белый ровный потолок и солнечные блики, шушукающиеся о чем-то детском. В комнате было прохладно, она поежилась и поняла, что обнажена, нашарила рукой и натянула на себя простынку. Повернула голову – у окна стоял Иосиф, он курил. За окном в сине-зеленом захлебывались чириканьем и свистом. Легкие белые занавески, выдыхаемые проточным сквозняком, были то парусами, то крыльями.

– Где мы? – шепотом спросила Лида.

Иосиф повернулся. Он был совсем молодым. Она никогда не видела его таким, но сразу узнала. Как будто монетка звякнула о дно колодца.

– Мы дома и сейчас идем гулять, – объявил он. – Но сначала… – Иосиф подошел и лег рядом, – сначала я должен кое-что сделать.

_____

Пьяный рапсод перестал дышать и закрыл глаза. Все сидели в тишине. Внезапно он шумно вдохнул, схватился за горло и стал жестами показывать, что ему нужно выпить. Вокруг засуетились и протянули ему небольшую амфору. Он глотнул, сморщился и вернул амфору.

– А есть ли у кого-нибудь козье молоко? – спросил старик. – Или чистая вода?

Какая-то женщина подала ему сосуд. Я только сейчас заметила, что у его ног лежит выщербленный килик – или киликс, как говорила бабка Агапия, – в который уже набросали мелких монет. Я подошла к нему и положила статер с изображением Афины Паллады. Он поднял на меня туманные глаза.

– Привет, – сказал он и ссыпал всю выручку в небольшой мешочек на длинном шнуре. – Не сразу узнал тебя. Ты очень повзрослела.

– Я даже не надеялась, что узнаешь. Что – и даже помнишь мое имя?

– Ксения. Помню. Маленькая любительница историй.

– Уже не такая маленькая, – улыбнулась я. – А давай устроим симпосий на двоих? Я знаю тут одно чудесное тайное место.

Мы сели на берегу небольшой речки, я разложила у себя на коленях козий сыр и свежий ячменный хлеб.

– Ты так ушел тогда, я даже не успела попрощаться… – начала я.

– Упреки, подозрения? – чавкая и показывая пережеванное, пошутил пьяный просод.

– Нет, – засмеялась я, – просто я хочу сказать, что помнила о тебе и рада снова встретить.

– Ха! – сказал пьяный просод. – Ты даже не понимаешь, что говоришь. Мы с тобой обречены встречаться – рады мы этому или нет.

– Что ты имеешь в виду? – смутилась я.

– А то, что мы связаны с тобой. И будем встречаться еще миллион раз.

– Ну, на миллион раз нам не хватит нашей жизни, – возразила я.