Рассказы писателей Каталонии

Впрочем, она была глуха как пень, что полностью исключало возможность вести с ней связную беседу. Родичи ее полагали, что по этой-то причине, из-за ее глухоты, спиритизм «не давался ей». В первый раз, когда в ее присутствии упомянули об «астральном теле», она выкрикнула свое вечное «Как вы сказали?» с той повелительностью и бесцеремонностью, которые свойственны глухим, когда они пытаются восстановить в мире сем справедливость, заставляя остальных ощутить в какой-то мере, сколь тяжко бремя глухоты. Самые красноречивые члены семейства разъяснили ей все наилучшим манером. Но от этого было мало проку: она сокрушила все аргументы смешком и совершенно безапелляционным восклицанием: «Чепуха!» Случай был безнадежный. Право, похоже было, что она намеренно выводит из себя всех рьяных приверженцев спиритизма, желая возвыситься в общем мнении.

Сущее чудо, что как-то раз ее уговорили посидеть на одном из сеансов. Дабы все прошло как можно благополучнее, был вызван домашний дух, управитель, умерший всего несколько месяцев назад и при жизни неизменно отличавшийся крайним подобострастием. Собственно, речь шла не о том, чтобы испытать его, — по опыту все уже знали: дух управителя — из разряда тех, с которыми все идет как по маслу и у которых можно даже выпросить какой-нибудь эффектный номер сверх обычной программы. Вся семья собралась в гостиной, погруженной, как и подобало, в полутьму. Дух немедленно ответил на вызов, и столик начал крутиться.

Хозяин и хозяйка дома с самыми настоятельными интонациями объяснили верному слуге, в чем дело. Не мог бы он стать видимым, чтобы убедить престарелую барышню? Они еще говорили, а около стола уже возник смутный силуэт, и даже можно было, пожалуй, разглядеть белизну стоячего крахмального воротничка, какие носил управитель.

— Видите? — осведомился хозяин дома тем странным голосом, который получается, когда пытаются кричать шепотом.

Престарелая барышня не ответила.

— Видите? — повторила старшая дочь хозяев.

— Ничего не вижу, и вы тоже ничего не видите. Если хотите, чтобы стало что-то видно, нужно открыть окна или зажечь свет.

Но тут столик быстро завертелся, передавая послание: «Скептицизм почтенной дамы мешает принять форму. Прошу растопить в тазике воску».

С духами не спорят. В одно мгновение хозяин дома поставил на огонь фарфоровую тарелочку с росписью по мотивам Буше, а на тарелочку положил свечку, вынутую из подсвечника. Когда воск…

Но полковник Сечковский рассказывал свою историю совсем другим тоном. В противном случае со мною ничего бы не произошло, что там ни говори Марта. Нет, полковник говорил убежденно, почти страстно.

В какой-то миг несколько капель воска, упавших на каминную решетку, вспыхнули: крохотные желтые огоньки высветили напряженные лица собравшихся и насмешливую улыбку престарелой тетушки — и пронизали где-то в области желудка туманную фигуру призрака, который молча ждал. Восковая палочка постепенно расплывалась. Когда свеча растаяла полностью, хозяин дома кончиком мундштука вытащил фитиль, плававший в растопленном воске, и, обернув руку носовым платком, чтоб не обжечься, перенес тарелку на столик.

Призрак слегка наклонился, и круглое белое пятно воска замутилось. Минута-другая прошла в безмолвном ожидании. Затем эктоплазма размылась.

Немного разочарованный, хозяин дома велел отдернуть занавески, объявив, что сеанс окончен.

И тут, при слабом свете, проникавшем в окно, на столике, около тарелки с застывшим воском, был обнаружен странный предмет: нечто вроде перчатки из тончайшей прозрачной восковой пленки, в очертаниях которой присутствующие узнали короткопалую и грубоватую руку покойного управителя.

— Я видел эту перчатку собственными глазами, — сказал полковник. — Она хранилась под стеклянным колпаком, очень уж хрупкая штука. Пальцы слепка были согнуты, так что вынуть из него руку было возможно лишь одним способом — посредством дематериализации.

— Я полагаю, — сказал Ларри, нареченный Иви, — у вас были все основания верить вашему другу на слово, и я не хотел бы показаться неучтивым, но мы, англичане, привыкли проявлять легковерие исключительно по отношению к отечественным призракам. А вы не думаете, что эта перчатка была делом рук какого-то искусного умельца?

Полковник улыбнулся. Он, надо сказать, почти всегда улыбается. Когда разговор идет по-английски, он улыбается особенно приветливо, словно прося прощения за свою скованность. Но в тот момент улыбка его означала, что он не допускает возможности подобной craftmanship^[75].

— О нет. Уверяю вас, я тщательно все осмотрел в сильную лупу. Слепок был тончайший, он не мог быть делом рук человеческих.

У Марии нашлось другое объяснение, жутковатое. А что, если слепок был сделан по руке трупа, и затем, когда пленка затвердела, находившуюся под нею руку мертвеца уничтожили с помощью какой-то кислоты? Воск-то как раз воздействию кислот не поддается…