Рассказы поэта Майонезова (СИ)

- Может, это пролетариат, могильщик буржуазии? - тоже шёпотом спросил Кро.

- Я тебя просила, зая, никогда не читать на ночь Маркса! - прошептала со свистом Варвара Никифоровна.

- А может, они за нами? - почти со слезами предположила Ро, - Закопают живьём, и поминай, как звали!

- Похоже, они нас не замечают, - сказал профессор, - ускорим шаг, через поле до лесочка - рукой подать, там обустроим ночлег.

Становилось всё прохладней, поэтому Кро, не раздумывая, подбирал мешки из-под овощей, лежащие на поле. Он поднял десять мешков, в одном из них рачительный 'завхоз' обнаружил три морковки, а в остальных - несколько картофелин и капустных листьев.

Начал моросить нудный холодный осенний дождь, и Кро с удовольствием раздал членам команды по мешочку-чехлу на голову и по большому мешку на плечи. Все так благодарили его, словно он подарил им по золотой короне и по горностаевой мантии.

- Мы, наверное, похожи на огородные пугала? - спросила Ро, с трудом передвигая ноги, на которые налипло пятнадцать, не меньше, килограммов грязи.

- Нет, дорогая, мы похожи на каторжников, идущих в кандалах по этапу! - бодро ответил Кро и в тот же момент потерял в колее отяжелевший ботинок.

Наконец добрели до лесочка, очистили обувь и начали собирать ветки и еловые лапы, ставить крупные ветви вокруг ели, нижний ярус которой уже напоминал шалаш. Застелили пол и потолок, ноги гудели, всем хотелось поскорее в жилище, хотя бы в такое, поэтому работа шла быстро и дружно. И вот шалаш готов!

Путники в нерешительности стояли возле новоиспечённого приюта. Луна пробилась сквозь осеннюю тучу и светила им в спину. Профессор, взглянув на свою юмористическую тень и такие же тени товарищей, весело сообщил: 'Французы выглядели элегантней, когда драпали по старой Смоленской дороге!'

Все согласились. Поисков в темноте глазами 'могильщиков' и не найдя их, по одному заползли на четвереньках в шалаш, посмеиваясь над своей неуклюжестью. Уселись потеснее и поплотнее на мокрых еловых лапах. Как только закончилась беспорядочная возня, сопровождаемая оханьем и аханьем, профессор произнёс с умным видом: 'Ну, вот тебе, бабка, и Юрьев день!'

- Я вот о чём думаю, господа, - с ещё более умным видом сообщила, встрепенувшись, Варвара Никифоровна, - прискорбно, что у меня в детстве не было умилительных шапочек с заячьими ушками или лягушачьими глазками, столь полюбившихся сегодняшним малышам!

- Не переживайте, дорогая, - с весёлыми нотками изрёк профессор, - не каждый из этих малышей будет иметь возможность пощеголять в головном уборе, как у Вас!

- О!! - воскликнула, просияв, Варвара Никифоровна, грациозно поправляя на затылке чехол от походного котелка, и добавила тепло и ласково, как только она могла, - Ничего-ничего, всякая дорога имеет светофор, который осветит её конец! И тогда мы обретём ясность: зачем и почему мы пошли, именно, по ней! А потом ... а потом Кро растопит камин пожарче, я накину на плечи, вместо этого сырого мешка, свою серебристую персидскую шаль с длинными кистями, Берёза - цыганскую в пышных розах, Рокки - павловопасадскую с сиреневыми и лиловыми георгинами, сядем все вокруг большого круглого стола с кружевной скатертью, а старая - добрая Розалия принесёт нам ароматный дымящийся горячий шоколад!

- Пу-усть она лучше при-принесёт у-утку с черносливом, - икая от холода, попросила Мед, - в ней больше калорий!

- Как только перестаешь ценить Божьи милости, детка, утка с черносливом, помахав жареными крылышками, улетает в дальние края! - безапелляционно заявил профессор и рубанул в воздухе рукой, словно отрезал кусок сыра.

Всем и показалось, что запахло сыром. Жадно потянули носами. В шалаше, определенно, витал сырный дух!

- Не надо было съедать пирожки подчистую! - справедливо заметил прозябший до косточек Кро.

- Не думайте о наболевшем, друзья, - сказал Войшило, громко сглотнув, - посмотрите, как лунный свет, пробиваясь сквозь наш хвойный потолок, причудливо играет бликами! Мне это напомнило один осенний вечер. Шёл нудный моросящий холодный дождь, как сейчас. Отец с матерью, молодые и шумные, со смехом собирали меня, чтобы втроём пойти в цирк. На меня обули калоши и завязали крест-накрест шерстяной белый башлых. Мать, щебечущая и благоухающая духами 'Парижская фиалка', хотела надеть новые высокие ботинки с великолепными лакированными носами и такими же пуговками в рядок, но пожалела их из-за плохой погоды. Отец достал из 'шкапа', так он называл дубовый шкаф, большой чёрный зонт с деревянной ручкой, поминутно смеясь без особой причины в пышные усы. Цирк меня ошеломил и даже утомил нескончаемым потоком блистательных номеров и восторгов вокруг меня. Тучные силачи и борцы, ловкие акробаты и иллюзионисты завораживали и старых, и малых. Покидать пропахшее лошадьми и опилками помещение, освещенное зелёными и розовыми фонариками, никому не хотелось. Но, представление окончилось, и мы снова на мокрой холодной улице, где к высыпавшей публике наперебой пошли приставать шумные хриплые извозчики.