Рассказы про «Катюшу»

реактивной артиллерии. Но передавая содержание этого доклада, Бережной

вдруг стал выбирать слова не только самые осторожные, но и самые

«обтекаемые».

Генерал не выдержал этой игры Бережного и раздраженно заметил:

— Вы лучше прочтите соответствующее место в рапорте. Там, кажется,

короче и яснее сказано.

Бережной густо покраснел и, откашлявшись, начал читать:

«В последнее время мы встречаемся с неправильной практикой, когда

даже в период наступательных операций фронтового масштаба гвардейские

минометные части распределяют между армиями по принципу: «всем сестрам по

серьгам». Тем самым распыляется мощное ударное средство. Недостаточно

используются наиболее сильные стороны реактивного оружия — его высокая

маневренность и способность в самые короткие сроки создавать мощный

массированный огонь».

— Именно не используются, — вставил Назаренко. — Командующий фронтом

приказал представить согласованный со штабом артиллерии возможный вариант

перегруппировки реактивной артиллерии в связи с задачей, которая сейчас

стоит перед фронтом. Этим мы и занимаемся. Но у нас совершенно разные

взгляды.

Рутковский, который все эти минуты демонстрировал терпение, — носовым

платком он протирал пенсне — вдруг попытался опередить генерала:

— Да, наша точка зрения несколько отличается от того, что предлагает

товарищ генерал. Но это естественно...

— Решительно отличается! — перебил Назаренко. — И это совсем не

естественно.

— Зачем же так резко? Может создаться впечатление, что мы тут воюем

между собой.

У Бережного выступил пот на лбу: человек осторожный, считавший, что с

фронтовым начальством лучше ладить, чем спорить, волею обстоятельств

оказался свидетелем, даже участником столь резкого разговора с

Рутковским...

— Да, воюем! — подтвердил генерал. — И незачем этого бояться. Пусть

фронт здесь незримый, но это борьба — борьба с косностью, равнодушием...

Генерал встал и зашагал по избе.

— Возможно, вам это неприятно, но это так, товарищ полковник. Будем

откровенны...

— В таком случае позвольте и мне отвечать тем же, — отозвался

Рутковский.

— Да, да, прошу. Только так мы сможем найти решение.

Бережной опустил глаза. Якушев, наблюдавший за поединком, уже

понимал, какие доводы выставит Рутковский.

— Извольте, — сказал полковник. — Точка зрения артиллеристов, не

подверженных мимолетным увлечениям, покоится на том непреложном факте, что

гвардейские минометные части — это, простите меня, артиллерия пока больше

символическая... Можно ли в самом деле всерьез считать артиллерией огневое

средство, которое воздействует только по площадям? Реактивные установки не

могут вести прицельный огонь. А раз так...

Генерал не вытерпел:

— Подобное, товарищ Рутковский, мы уже слышали. Да, огонь наш

специфический. Но это означает только, что и задачи нам надо ставить

такие, которые соответствуют нашим возможностям, большим возможностям,

товарищ полковник! Не распыляйте наши части, когда нужно наносить

концентрированный удар. Шире используйте нас, когда нужно внезапно

обрушиться на врага. Мы быстрее и скрытнее, чем любая другая артиллерия,

сосредоточимся... Наш удар массированный... Мы можем в несколько минут

создать на больших участках плотность огня, достаточную для разрушения

многих оборонительных сооружений противника и подавления его живой силы...

Правильно я говорю, товарищ Якушев? Вы ведь ближе к войскам, скажите свое

мнение?

Якушев был молодым, выросшим в боях офицером. Сын потомственного

рабочего, сам в прошлом слесарь Брянского паровозостроительного завода, он

пришел в армию по комсомольской путевке, окончил артиллерийское училище,

учился в академии и, как только началась война, прибыл на фронт. Здесь

прошел путь от командира батареи до командира полка... Человек по натуре

прямой, порой даже излишне открытый, он и сейчас ответил прямо, что думал:

— Простите, товарищ полковник, — он взглянул на Рутковского. — Но вы

здесь не все сказали. Есть у нас «врожденные ствольники», которые говорят

даже более откровенно. «Ах, «катюши»?.. Да это же музыкантские команды:

приедут, поиграют и ходу! А толк какой? Шум один... Конечно, — говорят эти

артиллеристы, — в сорок первом, когда немец атаковал во весь рост, когда у

нас было мало артиллерии, «катюши» были незаменимы. Но теперь противник

зарывается глубоко в землю, строит прочные укрепления. Оттуда надо его

выбивать, разрушая каждую траншею, каждый дзот. Нужен прицельный огонь...

А «катюше» это не под силу... У нас теперь, слава богу, хватает и

пушечных, и гаубичных частей... «Катюшам» остается только одно: шуметь,

так сказать, для страху».

— Что ж, в основном верно, — с подчеркнутым хладнокровием заметил

Рутковский.

— Верно?.. Нет, товарищ полковник, не верно! Так рассуждают

артиллеристы, которые нас не знают... Согласен, одна боевая машина не

может прицельным огнем разрушить дзот. Но зато залп бригады БМ-31 наносит

такой удар, что рушится оборона целого узла сопротивления!..