— Так, так... Вы все умеете, — проговорил Рутковский.
Он аккуратно сложил носовой платок и надел пенсне.
Якушев в долгу не остался:
— Не все, конечно... Но если бы нам довелось заполнить анкету, я
написал бы: «Мы можем одновременно поражать цели, расположенные на
значительной площади... Ни один другой вид артиллерии пока не может
сравниться с нами в маневренности... В ствольной артиллерии один мотор
везет один ствол, а у нас — сразу шестнадцать...»
Рутковский достал карманные часы, посмотрел на них и снова спрятал.
Бережной тихо кашлянул.
— Мы, кажется, слишком отвлеклись, — заметил Рутковский. — Предлагаю
заняться своим прямым делом.
Назаренко вспылил:
— А разве мы чем-нибудь другим занимаемся? То, о чем говорит здесь
командир полка, имеет самое прямое отношение к выполнению возложенной на
нас задачи. Напоминаю: мы должны представить командующему артиллерией
фронта, а затем и командующему фронтом согласованные предложения о
возможном распределении гвардейских минометных частей. Я правильно говорю,
товарищ полковник?
— Да, — вежливо, но неохотно согласился Рутковский. Однако тут же
добавил:
— Предложения, а не рассуждения...
— Да, да, — горячо отозвался Назаренко. — Но предложения должны
исходить из принципиальной оценки наших возможностей. Вы не верите в эти
возможности, а мы верим. Кто прав? Это покажет практика... Прошу...
И генерал изложил свой план перегруппировки реактивной артиллерии.
Якушев его горячо поддержал. Бережной отмолчался.
...Дождливым утром, на рассвете 12 июля 1943 года, началось общее
контрнаступление наших войск на Курской дуге. Военный Совет Брянского
фронта, вопреки мнению некоторых консерваторов-артиллеристов, поддержал
идею создания мощных группировок «катюш» на решающих участках наступления.
Залпы бригад и полков реактивной артиллерии помогли прорвать немецкую
оборону на западном берегу реки Зуша под Новосилем. Опорный пункт
Вяжи-Заречье — главное препятствие на пути наступающих войск 3-й армии —
был так перепахан реактивными снарядами, что наша пехота прошла здесь во
весь рост, не встретив сопротивления со стороны противника. В то же утро
на правом крыле Брянского фронта, в полосе наступления 61-й армии,
массированным огнем 2-й гвардейской минометной дивизии был ликвидирован
Толкачевский узел сопротивления, расположенный на отвесном берегу Оки и
занимавший площадь в 112 гектаров (1,5 километра по фронту и 0,75
километра в глубину). Все здесь было: и минные поля, и проволочные
заграждения, и линия траншей с ходами сообщения, и дзоты, и
противотанковые орудия. В первые минуты артиллерийской подготовки участок
прорыва обрабатывали тяжелые пушки и гаубицы. Под прикрытием этого огня
передовые стрелковые батальоны спустились к реке и начали
сосредоточиваться для переправы. В этот момент грянули залпы реактивной
артиллерии. Полки БМ-13 открыли огонь по ближайшим тылам противника, а
тяжелые гвардейские минометные бригады из состава 2-й гвардейской
минометной дивизии подвергли огневой обработке Толкачево. В течение
полутора — двух минут они обрушили на этот узел сопротивления около 4800
снарядов М-31. Наша пехота ворвалась в Толкачево, когда там еще не
рассеялись клубы дыма и пыли от разрывов. Атака была столь стремительной,
что через восемнадцать минут Толкачево было взято.
— Мы встретили незначительное сопротивление, — рассказывали участники
этого боя.
— Из пятисот солдат и офицеров Толкачевского гарнизона уцелело только
двадцать восемь. На нашем участке после залпа «катюш» не осталось ни
одного блиндажа, ни одного орудия, — показали пленные.
Теперь Рутковский в присутствии офицеров гвардейских минометных
частей не осмеливался высказывать свое мнение. Но втихомолку, среди своих
единомышленников продолжал посмеиваться: «Попробуй докажи, кто разгромил
Толкачево или Вяжи-Заречье: все туда стреляли...»
«...Если бы на фронте был один Рутковский, — думал генерал, — не
стоило бы копья ломать. Но рутковские есть и в штабах армий, и в штабах
корпусов, и даже в штабе гвардейских минометных частей...»
Продолжая управлять машиной и зорко всматриваясь в темную даль
августовской ночи, Назаренко как бы снова видел перед собой старого
полковника, видел и Бережного, но теперь уже не столь скрытного и
осторожного, как три месяца назад... «Откуда у этих людей такие взгляды на
новую артиллерию? Возможно, они покоятся на вере в незаменимость
классической артиллерии, которая служит уже пять веков?.. Рутковский стал
артиллеристом еще до первой мировой войны, был поручиком царской армии. В
гражданскую войну служил в Красной Армии в качестве «военспеца», потом
работал преподавателем в военных училищах. Старая, слепая вера в то, «чему
поклонялся», закрыла ему глаза на то, что совершается вокруг. Ствол и
лафет — это для него артиллерия, это освящено веками, это Рутковский