Судьбы их сложились по-разному.
Бела Кун был арестован в 1937 году. Под жестокими многомесячными пытками признал себя виновным в том, чего от него требовали, но отнюдь не в том, в чем действительно был, как вы теперь знаете, виновен. 29 августа 1938 года Военной коллегией Верховного суда СССР приговорен к расстрелу. И в тот же день расстрелян на Бутовском полигоне, тогда никому, кроме палачей, не известном, а сегодня известном многим… О чем он думал, когда товарищи по партии везли его на расстрел, мы уже никогда не узнаем.
Землячка дожила до семидесяти лет – умерла в Доме Правительства (знаменитом Доме на набережной) своей смертью.
Вернемся в Крым. Там расстреливали не только мужчин-офицеров…
Шестнадцать сестер милосердия, совершенно аполитичных, следовавших сознанию медицинского долга и потому не посчитавших возможным бросить своих больных в санатории Красного Креста в Ливадии и эвакуироваться с армией Врангеля, были безжалостно расстреляны вскоре после занятия Крыма красными – 21 декабря 1920 года, у подножия горы Ай-Петри.
…Большевики вводили совершенно новые правила жизни человечества (равно как и смерти): ну не было ни у одной армии мира, ни в одной войне такого, чтоб
Среди расстрелянных была тетка писателя Михаила Булгакова Ирина Лукинична Булгакова.
Жена младшего брата отца писателя, она рано осталась вдовой, жила в семье родителей Булгакова. Будучи акушеркой, в 1902 году она принимала младшую сестру Булгакова Елену и затем растила ее.
126. Ленин и церковь
В первые послеоктябрьские годы Ленин прояснял свои отношения с православной церковью.
В годовщину Октября патриарх Тихон направил Совнаркому послание, в котором обвинял большевистскую власть: «…Реками пролитая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к небу и вынуждает Нас сказать вам горькое слово правды.
Захватывая власть и призывая народ довериться вам, какие обещания давали вы ему и как исполнили эти обещания?»
Когда начался голод и власть постановила изъять из церквей драгоценные предметы (декрет от 22 февраля 1922 года об изъятии церковных ценностей), сначала была достигнута видимость согласия с церковью, вскоре, однако, нарушенная.
Вопреки договоренности власть взялась за изъятие всех ценных предметов, в том числе освященных и употребляемых в богослужении.
Патриарх 28 февраля 1922 года вынужден был обратиться к верующим с воззванием (которое Ленин назвал нелегальным). Он говорил о допустимости пожертвования неосвященных предметов и призывал верующих к этому. «Но Мы не можем, – пояснял патриарх, – одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается Ею как святотатство – миряне отлучением от Нее, священнослужители – извержением из сана…»
Для Ленина все это было, конечно, пустым звуком. В глубокий смысл сказанного патриархом для любого священника и просто верующего человека он совершенно не верил – видел в этом только хитрый политический ход.
И когда он узнал об эксцессах в связи с неправомерным обдиранием церквей, особенно о сопротивлении верующих в Шуе (еще раз поясняю – вопросов веры для него не существовало, любое сопротивление власти было для Ленина контрреволюцией, и только), составил 19 марта 1922 года
127. Призыв Ленина расстреливать как можно больше священников
«Товарищу Молотову для членов Политбюро.
Строго секретно. Просьба ни в коем случае копий не снимать… делать свои заметки на самом документе.
…Совершенно ясно, что черносотенное духовенство во главе со своим вождем совершенно обдуманно проводит план дать нам решающее сражение именно в данный момент».
При словах «дать сражение», отнесенных Лениным к духовенству, невольно вспоминается заученная в школе басня Крылова «Волк и Ягненок» – слова Волка, обращенные к Ягненку:
Ленин писал: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов (Ленин как никто обладал сноровкой оборачивать гибель тысяч людей, в которой была немалая доля и его вины, себе на пользу… –
Ленин призывал забрать «гигантские богатства некоторых монастырей и лавр». Сделать это с успехом можно только теперь, поскольку «никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс…».