Рассказы (публикации 2009–2017 годов)

Прошло несколько лет. В Иерусалиме под квартирой замечательного врача-терапевта, моей однокурсницы, произошёл взрыв. С тяжёлой травмой она поступила именно в то ортопедическое отделение, в котором для меня не оказалось места. С женой, услышав о взрыве, мы немедленно поехали навестить однокурсницу. Один из переломов оказался обработанным ниже критики. Причём, перелом, при котором отломки кости легко и просто сопоставляются даже начинающим ортопедом. Но оказалось, что отломки сопоставлял не начинающий ортопед, а сам заведующий отделением. Так он продемонстрировал своё особое отношение к популярной в городе коллеге, к тому же ещё — к врачу, обладающей третьей степенью. Меня действительно нельзя обвинить в особой деликатности. Реакция моя была соответствующей. Это же только в присутствии врачей. Единственным не врачом была моя жена. Я тут же предложил свои услуги. Второй профессор улыбнулся и сказал, что читал мою статью о новом способе сопоставления отломков при таком переломе. Но сейчас он сам исправит. Исправил. Прощаясь со мной, прошептал: «Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему бос не нашёл для тебя места в нашем отделении?».

Да, второй профессор, безусловно, был профессором. А заведующий отделением? Странный вопрос! Заведующим отделением не может быть не профессором. Так почему же отделением не заведует второй профессор, а профессор, приехавший из Америки? Впрочем, в ту пору я уже кое-что слышал о сомнительных назначениях.

Прошло ещё несколько лет. Ко мне на костылях пришла женщина пятидесяти восьми лет с просьбой дать ей врачебное заключение, фактически — юридический документ, необходимый для подачи требования профессору-ортопеду о компенсации по поводу произведенной им операции, ставшей причиной тяжёлой инвалидности. Разумеется, это не из его кармана. У профессора есть страховка, которая оплатит причинённый им вред.

Тут уже начинается фантасмагория. Оказалось, что женщина работала старшей операционной сестрой в том самом ортопедическом отделении, в котором для меня не нашлось места. Оказалось, что её оперировал тот самый профессор, заведующий отделением. До этого момента ничего необычного. Но, когда я услышал, что пятидесятивосьмилетней женщине сделана операция Чиари, у меня в ушах почернело. Максимальный возраст ребёнка (РЕБЁНКА!), которому можно сделать операцию Чиари, восемь лет. Понимаете? Восемь, а не пятьдесят восемь! Я осторожно спросил:

— Но вы ведь опытная операционная сестра. Неужели вам не было известно, что вы несколько старше восьми лет?

— Знала. И спросила боса. Но он уверил меня в том, что небольшая модификация позволит получить положительный эффект и в моём возрасте.

У меня не было ни малейшего сомнения в том, что профессор, репатриировавшийся из Америки, окончивший американский университет и американскую врачебную школу, не мог не знать, что такое операция Чиари, какие для неё показания и противопоказания. Как же он мог совершить подобное? Не знаю. У меня нет объяснения.

Женщина, к тому же медицинский работник нуждалась всего лишь в медицинском заключении, без которого она не могла на бюрократических путях получить причитающуюся ей компенсацию по инвалидности. В медицинском заключении не будет даже приближающегося к нолю нарушения истины. Правда. Одна только, правда. Ничего, кроме правды. К тому же, в этот момент я отчётливо представил себе, почему профессор не пожелал меня в своём отделении.

Вы хотите сказать, что я злопамятен? Да, злопамятен избирательно. Есть вещи, которые не прощаю врачам. Не прощаю причинения вреда больному человеку. В чём же дело? Напиши объективное врачебное заключение. Всего лишь.

У обратившейся ко мне пациентки, у бывшей старшей операционной сестры, а сейчас — у тяжёлого инвалида я попросил прощения и сказал, что медицинского заключения дать не могу.

Дня через два позвонил мне профессор, заведующий ортопедическим отделением другой иерусалимской больницы, очень хороший специалист и не менее хороший человек:

— Деген, я должен извиниться перед тобой. Это я послал её к тебе за медицинским заключением. В полнейшей уверенности в том, что ты ей медицинского заключения не дашь. Мне просто хотелось показать тебе, почему он не желал твоего присутствия в своём отделении.

«Ах ты, сукин сын», — подумал я, улыбнувшись. Он тоже не дал. Значит, есть в Израиле врачи, соблюдающие коллегиальность. Приятно. Это случай, который всё-таки в службе национального страхования может обойтись без медицинского заключения.

Но всему в жизни, следовательно, и во врачевании, и в отношениях между коллегами есть предел и границы. Есть случаи, когда ты обязан официально выступить протии коллеги.

Ко мне обратилась медицинская сестра нашей больничной кассы. Увидел я её впервые, так как работали мы в разных городах.