Рядом со мной оказался разведчик Анатолий Горбаток, который слышал приказ старшего лейтенанта. Я не стал повторять, а только легонько ткнул его кулаком в плечо и начал отползать назад. Через пролом в стене, сделанный немцами взрывом фаустпатрона, мы спустились в подвал жилого дома и по низу вышли на лестницу. В полной темноте мы бегом поднялись на верхний этаж. Бежали вверх уверенно, так как знали, что дом не имеет больших разрушений, и что в нём нет фашистов. Я нащупал дверь и прикладом автомата начал её вышибать. Мы знали, что сейчас, во время боя, все мирные жители скрываются в подвалах, и в закрытых квартирах никого нет.
Вдруг я неожиданно для себя услышал по ту сторону двери щелчок задвижки. Дверь приоткрылась. Я вставил автомат в щель, и держа палец на спусковом крючке, крикнул:
– Руки вверх!
В дверях стоял человек в очках и в домашнем халате. Падавший на него со стороны спины из комнаты слабый свет освещал его плечи, лысую голову и очки.
– Я не солдат и оружия у меня нет, чего вы хотите? – сказал он по-немецки спокойно, и как мне показалось, недовольно.
– Солдаты в доме есть? – спросил я тоже по-немецки.
– В доме – не знаю, а в моей квартире их нет.
– Тогда разрешите нам войти, – сказал я, делая шаг вперёд.
– Проходите, – сказал немец и посторонился, пропуская нас в обширную прихожую.
Появление нас – русских солдат с автоматами в руках, как мне показалось, не удивило хозяина квартиры, а наоборот, он вроде бы ждал нас и вот дождался. Он неторопливо закрыл дверь на защёлку и прошёл вглубь квартиры, не приглашая и не останавливая нас. В комнате, богато обставленной дорогой мебелью с картинами и коврами на стенах, с люстрой, свисающей с потолка, но не горящей огнями, было много народу, в основном, женщин и подростков. Они сидели на диване и стульях, а при нашем появлении встали и устремили на нас внимательные взгляды. Чувствовалось, что это была не типичная немецкая семья. На большом столе в центре комнаты в бронзовом старомодном подсвечнике горела единственная миниатюрная низковольтная электрическая лампочка. Я знал, что такими лампочками, питающимися от батарей и аккумуляторов, пользовались немецкие семьи, когда электросеть не работала. Все окна и двери, естественно, были плотно зашторены.
– Почему Вы и Ваша семья не в бункере? Это опасно, на улицах города идёт бой, – сказал я.
Хозяин квартиры, маленький сухонький старичок с лысой морщинистой головой, вынул руки из глубоких карманов бархатного халата, поправил очки и, не глядя на меня, неохотно ответил:
– Мы никогда не прятались в убежище. Даже во время сильных английских налётов.
– Почему?
– Скорее всего, из-за принципа. Если уж суждено умереть, то это лучше сделать в собственном доме, чем в душном подвале.
Я подошёл к балконной двери, дёрнул её за ручку и сказал резко:
– Погасите свет и откройте эту дверь.
– Там никого нет, там балкон.
– А мы никого не ищем, нам нужно выйти на балкон, только и всего, – ответил я с улыбкой.
Хозяин с трудом нашёл ключ в какой-то резной шкатулке, долго возился с разборкой светозащитного затемнения, и, наконец, открыл нужную нам дверь, предварительно выключив электролампочку.
Мы с Анатолием Горбатюком вышли на открытую площадку и увидели с большой высоты распростёршийся перед нами город. В глаза бросилось огромное играющее разноцветными огнями зарево над Берлином, который был впереди нас на расстоянии четырёх-пяти километров. Снизу долетали звуки ночного боя – грохотали автоматные и пулемётные очереди, хлопали винтовочные выстрелы, ухали сорокапятимиллиметровые пушки, которые артиллеристы выкатили на прямую наводку. То тут, то там, вспыхивали и гасли яркие точки – ночную тьму в разных направлениях пересекали пунктирные линии трассирующих пуль.
Я обратил внимание на возвышавшуюся впереди по нашему движению тёмную громадину каких-то строений.
– Что же это такое? – сказал я, указываю Анатолию на эти строения.
– Это один из корпусов завода «Сименсверке», – услышал я позади себя голос старика. Оказывается, он тоже вышел на балкон, хотя я этого не заметил.
– Завод этот действующий? В нём есть рабочие?
– Нет. Он разбит американской и английской авиацией, людей в нём нет, одна охрана.
– А это что там, вдали блестит и светится? – спросил я у старого немца, указываю пальцем на серебристую ленту. Я догадался, что это такое, даже знал почти точно, но мне хотелось, чтобы немец подтвердил эту мою догадку.
– Это река Хавель, а за ней сразу же начинается Берлин, – охотно ответил он.
– А что темнеет вон там, в узком месте на берегу Хавеля?
– Это крепость. Или её ещё называют цитаделью. Это старинное мощное укрепление.
Я хотел задать немцу ещё несколько вопросов, но в этот момент поблизости раздался хлёсткий удар, и всех нас обсыпало кусочками битого кирпича и пылью. Это ударилась в стену дома немецкая разрывная винтовочная пуля.
– Товарищ старшина, фашисты нас заметили и обстреливают! – предупредил Анатолий Горбатюк, прячась за массивные перила.