Рассказы разведчика

– Что вы делаете? Немедленно прекратите курить и бросайте сигарету! – возмутился я, заметив, что старик стоял на балконе с зажжённой сигаретой. – Идите в дом и закройте дверь.

– Это немецкий снайпер, – опять сказал я. – И бьет он вон из того трехэтажного дома, что напротив нас.

– Точно фашистский снайпер. Сколько их здесь? Надо немедленно доложить о нем капитану, – сказал я, – бежим вниз, нам здесь делать больше нечего.

В комнате было темно, я плотнее прикрыл балконную дверь, включил электрический фонарик, направив луч света в пол, чтобы никого не обидеть своей бесцеремонностью и сказал:

– Мы уходим, извините за вторжение. Будьте осторожны, из противоположного дома бьет фашистский снайпер.

– Ничего, ничего, пожалуйста, – ответил старик и поспешно открыл нам входную дверь.

Подвал дома был уже забит солдатами нашего штурмового отряда. Разведчиков мы нашли в том же магазинчике. Рядом со старшим лейтенантом Фараоновым лежал капитан Л.П. Трембак, заместитель командира штурмового отряда и оба в бинокли смотрели на противоположную сторону улицы. Видимо, они обдумывали план наступления. Я доложил Фараонову о результатах разведки, предупредил, что впереди полуразрушенные корпуса завода и доклад свой закончил так:

– Товарищ старший лейтенант, на чердаке дома на противоположной стороне улицы сидит фашистский снайпер и ведет прицельный огонь. Его надо обязательно уничтожить, а то во время штурма он убьет немало наших бойцов.

Пока Фараонов обдумывал мои слова и пытался рассмотреть место, где засел снайпер, я некоторое время боролся с собой, потом неожиданно для себя выпалил:

– Разрешите это сделать мне, ведь я точно знаю, где он скрывается. А в помощь прошу взять вот его – Анатолия. Он тоже в курсе дела.

Фараонов вроде бы и не слышал моих слов, о чем-то тихо разговаривал с Трембаком, но потом вдруг, как это часто с ним случается, резко, даже сердито, как будто я был в чем-то виноват, выпалил:

– Давай, действуй! Даю тебе полчаса, пока вот капитан не начал еще наступление.

Я попросил у ребят еще две гранаты, засунул их в боковые карманы своей длинной комсоставской шинели, кивнул головой своему напарнику Анатолию Горбатюку, и мы вместе стали выбираться из магазинчика.

На глазах своих товарищей даже умереть не страшно. Страшно другое – не выполнить задания, на которое ты же сам напросился. На меня вдруг напала минута малодушия и я даже мысленно стал ругать себя за свой длинный язык. «А вдруг я не справлюсь с этим фашистом?» – подумал я, и мне стало не по себе. Я стал себя уверять и успокаивать, что фашистский снайпер так увлечен своими делами, что не заметит, как я подберусь к нему с тыла. Самое главное сейчас – найти дорогу на чердак. Незаметно у меня прошли слабость и неуверенность, и я стал думать, как лучше и незаметнее подобраться к дому, в котором сидел снайпер.

Здесь внизу на мостовой улице, по которой мы сейчас ползли, оказалось светлее и виднее, чем там, на балконе пятого этажа. А может быть это уже рассвет? Ведь скоро наступит утро 27 апреля 1945 года.

Еще издали, рассматривая этот дом, я убедился, что он действительно кирпичный, трехэтажный с большими высокими окнами, но не жилой, как я предполагал раньше. На фронтоне его парадного входа виднелась вывеска, но разобрать надпись было невозможно. Видимо, в этом доме размещалась какая-то контора или бытовая мастерская. А это значит, что все ходы и выходы из него хорошо и надежно закрывались. В нем нет привычных лестничных клеток и маршей, по которым я собирался пробраться на чердак. Моя задача усложнялась.

Мы без особого труда переползли улицу и оказались у стены соседнего дома. Выглянув из-за угла, я долго наблюдал, чтобы уточнить, откуда бьет фашистский снайпер. И мне это удалось. Крыша трехэтажного дома, так же как и всех остальных, была очень крутой и покрыта красной черепицей. Из чердачных комнат через черепицу выходили четыре окна в виде небольших флигельков. Из такого флигелька, третьего по счету и стрелял фашистский снайпер. Оба дома и тот, в котором засел фашист, и другой, у стены которого мы сейчас затаились, выходили друг на друга глухими торцевыми стенами, поднимающимися до самого конька крыши. Я заметил, что внизу к торцевой стене соседнего дома была сделана небольшая, одноэтажная, застекленная со всех сторон, пристройка. А по стене была проложена пожарная лестница, которая наверху оканчивалась не то площадкой, не то балконом с дверью на чердак. Я обрадовался такой находке, хотя понимал, что подниматься по этой лестнице рискованно и опасно. Но другого выбора у меня не было.

– В случае чего, прикрой, – сказал я моему напарнику и перебежал к пристройке. Я заглянул через стекло вовнутрь, но было темно, и я ничего там не обнаружил. Пришлось еще раз перебежать на другую её сторону и по водосточной трубе подняться на крышу этой пристройки. Через некоторое время Горбатюк повторил мой путь и оказался на крыше рядом со мной.

– Видишь окно? – указал я ему на торец соседнего дома, у которого мы только что были.

– Вижу.