Их никто не замечал и на двадцать четвёртом году правления Опойоллака. У людей Дерда было мало времени, чтобы обращать внимание на такие вещи, ибо Опойоллак стал самым тираническим правителем из тех, кого они когда-либо знали. Он повышал и повышал налоги, чтобы обставить свой дворец в центре города. Он требовал, чтобы все молодые мужчины представали перед ним в возрасте тринадцати лет, и решал, который из них лучше всего удовлетворит его ненормальные инстинкты. Ходили слухи, что скоро правитель прикажет построить храм в свою честь. Хуже всего то, что он не позволял давать имена детям по жребию, но вместо этого называл новорождённых по своему усмотрению, тем самым гарантируя, что никто в будущем не свергнет его.
В начале шестьдесят первого дня этого года Опойоллак обедал языками преступников, казнённых вчера. Он считал мясо превосходным, когда его варили всю ночь, и не понимал отвращения других правителей к такой пище. Опойоллак размышлял о том, что лишь похожесть мяса на язык часто вызывала у них прискорбное отвращение, когда девять колоколов в двери начали тихо звенеть, указывая, что кто-то хочет аудиенции. Правитель постучал по столу, и нерешительный слуга вошёл сквозь чёрные, металлические шторы.
— О всемогущий и любезный Опойоллак, — начал слуга, многократно кланяясь. О всемудрейший…
— Твои похвалы меня радуют, — сказал Опойоллак, — но они очень утомительны во время еды. Довольно предисловий, объясни, зачем ты меня беспокоишь. Но сначала покажи мне свой язык. Да, он выглядит нежным, и если твоё объяснение покажется мне неудовлетворительным, я могу перенести его на свою тарелку.
— Да будет так, о доброжелательный Опойоллак, — пробормотал слуга, содрогнувшись. — Снаружи ждёт один яркдак, он говорит, что должен немедленно поговорить с вами о какой-то опасности для вашей славной личности.
— Тогда пусть он войдёт, — приказал правитель. — Будь уверен, что он будет вознаграждён соответствующим образом. Что касается тебя — ты можешь сохранить свой язык, пока он мне не понадобится.
Слуга вышел, лихорадочно раскланиваясь и вскоре вернулся с яркдаком, одетым в лохмотья, очевидно жившим в беднейшей четверти Дерда. Тот поклонился один раз, подошёл на неуважительно близкое расстояние и начал:
— О правитель, на Улице Шлюх лежит мёртвый яркдак…
— Я жив, прервал бедняка Опойоллак. — Следовательно, ты имеешь в виду смерть кого-то другого, что меня не касается. Меня не интересуют методы шлюх для извлечения денег со своих клиентов.
Опойоллак взял ложку, на которой висел колокольчик, и встряхнул её. Металлические шторы снова раздвинулись, и в комнату вошли два гигантских яркдао, одетых в одежду из красного металла. Они привычным движением, показывающим долгие годы практики, схватили яркдака за ноги, готовые сломать их по приказу правителя.
— Сегодня у меня снисходительное настроение, — размышлял Опойоллак. — Содрать кожу с его гениталий и отпустить.
Так совпало, что Бив Ланпбив, один из главных помощников правителя, в тот день должен был пройти по Улице Шлюх, чтобы собрать налоги с тамошних жителей. Примерно на полпути, где между зданиями был виден вход в подземелье, Ланпбив заметил что-то лежащее в канаве. Это был яркдак, но с ним так обошлись, что опознать личность убитого не представлялось возможным. Ланпбив не слышал о судьбе своего предшественника, когда входил в комнату для игр Опойоллака, чтобы сообщить ему о своей находке.
— Сегодня я уже слышал об Улице Шлюх, — сказал правитель, оторвавшись от пергамента с пятимерной игрой, — и повторение меня утомляет. Но ты хорошо знаешь, что меня нельзя беспокоить по пустякам, так что говори дальше.
— Конечно, о благодетельный, — ответил Ланпбив. — Яркдак был убит не шлюхой. Он выглядел бесформенным и покрытым отметинами, и крови не было! Словно кто-то выпил всю его кровь, не оставив следов.
Опойоллак оттолкнул пергамент.
— Несомненно, какой-то колдун выпустил своего фамильяра на прокорм. Однако этот труп может вдохновить меня на новые пытки, и, кроме того, за колдовство я наказываю, сжигая живьем и варя виновников в кипятке. И мои шпионы оказались настолько неэффективны, что колдун будет задержан раньше, если я посмотрю на тело сам.
Но на полпути между дворцом правителя и Улицей Шлюх, на Бульваре Копрофилов карете из зелёного хрусталя пришлось остановиться. Бив Ланпбив открыл переднее окно и заорал:
— Очистить дорогу! Освободите дорогу для правителя Опойоллака!
Толпа стояла кругом вокруг чего-то впереди. Несколько яркдао отошли с пути, но поскольку большинство осталось вокруг объекта, Ланпбив вышел из кареты, неся колючую плеть. Опойоллак крикнул ему:
— Они видели, что я еду, и преградили путь по какой-то необычной причине. Посмотрим, что там у них.
Толпа отступила, некоторые скрылись в ближайшем входе в подземелье. Опойоллак и Ланпбив увидели чёрную, мокрую массу на дороге; она была почти десять футов в диаметре, очень плоская и покрытая круглыми вмятинами. По нему ползали насекомые.
— Что это такое? — спросил правитель. — Кто осквернил улицу?