— Очень жаль, но это было необходимо. Вы, жители Дерда, не можете избежать безумия из подземелий, но и оно не сможет выйти из города, когда пожрёт всех вас. Ибо это единственный способ, благодаря которому мы, Хаккту, можем контролировать то, что старше нас самих.
Сфера развернулась и улетела за горизонт. Толпа внизу услышала её слова и начала бросать камни во дворец и громко требовать, чтобы им открыли ворота. Но в этот момент огромная фигура вылетела из ближайшего входа в подземелье, и Опойоллак отвернулся от окна, когда толпа завизжала. Он вернулся к кристаллу и повернул его так, чтобы его голос могли услышать в соседнем городе Каре.
— Я хочу предупредить вас, что вы никогда не подходили к Дерду. Вы не можете войти в город, и то, что вы увидите, будет неприятным… Но снаружи больше никто не кричит. Открываются двери дворца? Кто-то прошёл через двор — вверх по лестнице, трётся об стены… Дверь! Прогибается внутрь!
Затем Опойоллак закричал. Этот крик продолжался долго и достиг такой громкости, что все слушатели в Каре закрыли уши. Когда посланники из Каре подъехали к Дерду, в городе не было видно ни одного яркдао.
Ныне ни один яркдак не приближается к Дерду. Последний крик правителя — это легенда, которую передают шёпотом, и те, кто мельком видит Дерд на горизонте, говорят, что над куполом мелькают огромные тени. На Тонде, пока купол не разрушился, безумие из подземелий остаётся простой легендой.
Безумие из подземелий
(финальная версия)
Под городом Дерд на планете Тонд находится лабиринт из подземелий, происхождение которых остаётся неясным. Люди из расы Яркдао, построившие новый город, не могли интуитивно объяснить существование этих подземелий и не поощряли жителей Дерда исследовать обрывочные легенды о почти бесконечных проходах, связанных между собой таким образом, что это бросало вызов картографии. Яркдао предположили, что подземелья выполняли какую-то герметическую функцию в жизни неизвестных обитателей этого разрушенного города пирамид, на фундаменте которого они собирались построить Дерд, поэтому они пренебрегали дальнейшими размышлениями на эту тему. В период расцвета Дерда некоторые яркдао предпочли погребение в склепах вместо того, чтобы страдать от забвения на вершине горы Лиота, что возвышалась над городом, но такие бунтари были редкостью. Множество людей избегали проходов в подземелья, которые зияли на некоторых улицах Дерда. Их отпугивала легенда, что в определённые ночи сохранившиеся внизу трупы выбираются из своих ниш наружу, и с лицами, обращёнными к мёртвому, бледному солнцу Баальбло, бродят по городу.
На закате своего существования Дерд пребывал под тиранической властью своего последнего правителя Опойоллака. Он издал закон, что человек, виновный в любом преступлении, должен быть брошен в подземелье. Склепы в самых бедных кварталах города заполнялись трупами жителей, налоги с которых обогатили одежды правителя — он украсил их мерцающими чёрными амулетами. В то же время более богатые яркдао могли только плакать, когда их особняки рушились под постоянно растущими хрустальными змеями, украшавшими дворец Опойоллака. Новорожденные в Дерде больше не получали имён после многодневного ритуала крещения; имена им по своей прихоти давал сам Опойоллак, который, таким образом, гарантировал себе, что никто не сможет похвастаться таким же звучным именем, как у него, и тем самым удерживал свою власть над городом. Право говорить определённые слова, фразы и использовать особые обороты речи имелось только у Опойоллака, так как язык Тонда обладает особой силой. Ходили слухи, что правитель может приказать построить храм в свою честь, и никто не осмеливался размышлять о возможной судьбе тех девственниц, которых вызывали в его дворец; хотя некоторые говорили, что в такие моменты хрустальные змеи становятся красными на фоне зелёного солнца. И некоторые девушки, действительно, старались лишний раз не прихорашиваться.
Итак, Опойоллак правил в мифическое время, и Дерд погрузился в упадок. Губы правителя украсились кровью от пыток, а город пребывал в апатии. Тем не менее, на рассвете одного дня, когда Опойоллак завтракал под полупрозрачной крышей, изготовленной из найденной в пустыне раковины, к нему явился слуга. Он раздвинул занавески из лиловой кожи, которые закрывали вход в обеденный зал, и представился, поклонившись Опойоллаку в ноги.
— О всемогущий и доброжелательный Опойоллак, — простонал слуга. — Всемогущий…
— Твои похвалы, сколь бы они ни были полны и радостны, — произнёс Опойоллак, — мешают мне есть. Прекрати это и найди оправдание своему присутствию. Но сначала покажи мне свой язык. Да, он выглядит нежным, и если твоё объяснение покажется мне неудовлетворительным, я могу перенести твой язык на свою тарелку.