Лунная линза
Сидя в своём кабинете в госпитале Мерси-Хилл, доктор Джеймс Линвуд снова перечитал заголовок:
Доктор взглянул на часы и увидел, что было уже пять минут первого. По привычке он перевернул настольный календарь, сменив дату "2 апреля 1961 года" на "3 апреля". Затем он откинулся на спинку кресла и задумался: пойти ли ему домой поспать или остаться и поработать над своей речью для конвенции? Он выбрал последнее и включил магнитофон.
В тот же момент раздался стук в дверь — несомненно, кто-то ещё работал допоздна. Доктор крикнул: "Доброй ночи", но тень на матовом стекле двери не шевельнулась. Линвуд встал и открыл дверь.
Снаружи стоял человек, которого он никогда раньше не видел. Доктор почувствовал какое-то инстинктивное отвращение: он не мог сказать, было ли оно вызвано видом грязных, нелепо мешковатых брюк и длинного плаща, или же слабым запахом, напоминающим запах рептилии, который он уловил. Человек молчал, и эта тишина начинала раздражать доктора Линвуда.
— Боюсь, время посещений закончилось, — наконец сказал доктор.
— Я не посетитель, — произнёс ненормально глубокий голос.
— Тогда, если вы пациент, то вам нужна другая часть здания.
— Нет, не думаю, — возразил гость. — Я хотел видеть вас, доктор Линвуд. Вы ведь доктор Линвуд? Тот, что выступает за убийство из милосердия?
— Совершенно верно, — подтвердил доктор, — но в такое время ночи…
— Я хочу, чтобы вы убили меня, — сказал незнакомец.
Доктор внимательно посмотрел на него и решил, что тот не шутит.
— Прошу прощения… я
— Но ведь… если вы считаете, что кому-то это действительно нужно, то вы могли бы… сделать это тайно, чтобы ни кто не узнал? Я бы сделал это сам, но мысль о боли… я подумал, может быть, передозировка хлороформом…
— Мне очень жаль, — повторил доктор уже более холодно, — но в данный момент это невозможно, и, кроме того, я
— Но мне это необходимо, — настаивал мужчина. — Моё состояние делает жизнь совершенно невыносимой.
— Может, если я осмотрю вас… — предложил доктор Линвуд.
Посетитель отпрянул от руки доктора.
— Вам не стоит видеть, это было бы слишком… но, возможно, я смогу убедить вас. Если бы я только мог рассказать вам, что со мной произошло…
— У меня действительно нет времени… — запротестовал доктор, но гость уже вошёл в кабинет и сел перед столом.
Возможно, Линвуд мог бы использовать этот случай в своей речи на конвенции, чтобы подчеркнуть свою неприязнь к узакониванию самоубийства. Доктор сел и жестом велел человеку начинать.
— Меня зовут Рой Лики, — начал тот…
1 апреля 1961 года Рой Лики отправился в Эксхем. Он уже побывал во всех антикварных книжных лавках Брайчестера, и, узнав, что в Эксхеме существует множество хороших букинистических магазинов, решил осмотреть город. Туда мало кто ездил, между Брайчестером и Эксхемом не было ни прямой железной дороги, ни автобусного маршрута. Лики не любил путешествовать на поезде, особенно когда приходилось делать пересадку, но здесь это казалось неизбежным. На станции он узнал, что в тот день, в 11:30, в Эксхем отправляется только один поезд. Ему нужно будет сделать пересадку в Гоутсвуде примерно в 12:10 и подождать, возможно, минут двадцать до отправления.
Поезд отошёл от станции Нижнего Брайчестера с опозданием на пять минут. Лики неловко ёрзал на сиденье, равнодушно глядя в окно. Он не нашёл ничего интересного ни в красных кирпичных домах, покачивавшихся внизу, ни в рекламных объявлениях, намалёванных грубыми белыми буквами на стенах, обращённых к железной дороге, ни даже в пологих Котсуолдских холмах, окруживших линию, как только она миновала унылые вырубки. Вскоре трава на холмах уступила место деревьям; их голые стволы всё теснее примыкали друг к другу, пока весь пейзаж перед окном поезда не перекрыл лес. Один раз Лики на мгновение показалось, что он видит вдали в лесу странный серый конус; затем видение пропало, но увиденное наполнило его непонятным беспокойством.
До сих пор железнодорожная линия шла почти прямо, за исключением небольших изгибов вокруг холмов. Но затем, примерно в получасе езды от Брайчестера, поезд замедлил ход, чтобы сделать более заметный поворот на пути. Вагон Лики достиг поворота. Место, где он сидел, находилось с внутренней стороны изгиба; и, когда он выглянул наружу, то впервые увидел Гоутсвуд.