Рассказы сновидца

В лондонской ночи разлита еле уловимая свежесть — словно шальной гуляка-ветер с кентских взгорий, сбежав от своих дружков, залетел в город. Влажно поблескивает асфальт. Издалека доносится слабый стук футбольного мяча: слух в эту позднюю пору особенно чуток. Глухие удары звучат все громче, заполняя ночной воздух. И вот фигура в черном проходит мимо и вместе со стуком мяча растворяется в темноте. Где-то кончился бал. Гаснут желтые огни, затворяются двери, музыканты умолкают, танцоры расходятся по домам и исчезают в ночи, и Время возглашает: «Все это кануло в прошлое и отошло к вещам, которых больше нет».

Но вот густые тени начинают таять. И так же неслышно, как тени, возвращаются домой кошки. У Лондона свои предвестники зари, которую в полях свободно возвещают птицы, звери и звезды.

И тут я понимаю — пока еще умом, а не сердцем, — что ночь окончательно низвергнута. Бледный свет уличных фонарей говорит мне, что улицы тихи и пустынны не потому, что власть ночи сильна, а потому что люди еще не пробудились ото сна. Так хмурые, растерянные стражи еще стоят с мушкетами у дворцовых ворот, хотя от владений их монарха осталась всего одна провинция, да и на ту пока никто не посягает.

Вид уличных фонарей, этих спутников ночи, не оставляет никаких сомнений в том, что вершины английских гор уже видят рассвет, что белые скалы Дувра розовеют в лучах зари и что морской туман, поднявшись, устремляется на берег.

А вот и дворник со шлангом вышел поливать улицу. Отныне ночь мертва. Что за воспоминания, что за фантазии роятся в голове! Безжалостной рукой Времени ночь изгнана из Лондона. Сотни обычных предметов облеклись на время в тайну, словно нищие в пурпур, и восседают на грозном троне. Четыре миллиона лондонцев спят и, быть может, видят сны. Какие миры они посещают? С кем там встречаются? Мои же мысли далеко отсюда, в покинутой Бетморе, чьи ворота раскачивает ветер. Ночью и днем скрипят ворота, качаясь на ветру, и некому их закрыть. Некому любоваться на великолепные медные ворота, позеленевшие от времени. Ветер пустыни засыпает песком их петли, но никто их не почистит. Страж не обойдет дозором высоких стен Бетморы, враг не возьмет их приступом. В домах не загорятся окна, на улицах не раздастся звук шагов. Она лежит за Холмами Судьбы, покинутая и мертвая. Я хотел бы увидеть Бетмору опять, но не смею.

Говорят, люди покинули Бетмору много лет назад. О бегстве из Бетморы рассказывают в тавернах, где собираются моряки и путешественники. Мне хотелось бы снова увидеть Бетмору. Говорят, много лет прошло с тех пор, как с виноградников, где я когда-то бродил, в последний раз собрали урожай — теперь там властвует пустыня.

Был яркий солнечный день, и жители Бетморы танцевали у своих виноградников под звон калипака. Кусты в садах были густо усыпаны пурпурными цветами, а на вершинах Холмов Судьбы белели снега.

За медными воротами давили в чанах виноград, чтобы затем приготовить ширабаб. Год выдался урожайным.

В маленьких садах на краю пустыни люди били в тамбанг и тит-тибак и мелодично дули в зутибар.

Повсюду веселились, пели и плясали, ибо виноград был собран, и в зимние месяцы будет вдоволь ширабаба, а то, что останется, обменяют у купцов из Оксухана на изумруды и бирюзу. Горожане радовались урожаю, созревшему на узкой полоске земли между Бетморой и пустыней, которая на Юге смыкается с небом. И когда дневной зной стал ослабевать и солнце спустилось к снежным вершинам Холмов Судьбы, чистый звук зутибара еще раздавался в садах и яркие платья танцовщиц мелькали среди цветов. Весь этот день люди видели, как три человека на мулах пересекают Холмы Судьбы. Они то приближались, то удалялись, следуя изгибам дороги — три темные точки на фоне снегов. Впервые их заметили рано утром, у перевала Пеол Джагганот. Похоже, они ехали из Утнар-Вехи. Всадники двигались весь день. Под вечер, в тот час, когда меркнет свет и цвета предметов меняются, незнакомцы появились у медных ворот Бетморы. В руках у них были посохи, с какими странствуют в тех краях вестники, а их одежды казались мрачными рядом с зелеными и лиловыми нарядами танцоров. Европейцы, которые тоже были на празднике, вместе со всеми слышали слова послания, но так как они не знали языка, то разобрали лишь название страны: Утнар-Вехи. Весть, принесенная всадниками, быстро передавалась из уст в уста, не прошло и четверти часа, как жители Бетморы подожгли свои виноградники и бросились вон из города — в основном на Север, хотя некоторые устремились на Восток. Они бежали из своих красивых домов, через медные ворота. Дробь тамбанга и титтибака и заунывный звук зутибара резко прорвались, а звон калипака еще несколько секунд стоял в воздухе. Три таинственных всадника, передав послание, молча повернулись и отправились назад той же дорогой, что пришли. Обычно в этот час на одной из высоких башен разводили огонь — чтоб отпугивать львов, — а медные ворота запирали на засов. Но этой ночью огня на башне не зажгли, и больше никогда не зажигали, а медные ворота не заперли, и они так и остались распахнутыми.