Рассказы старого лешего

Но хозяева не живут тут, они не спят на этой кровати, не любуются на портреты архиереев, не ходят по ковровым дорожкам. Где же живут хозяева? Живут они в каморке рядом с лавочкой, в тесной полутемной каморке, загороженной русской печью, тремя кроватями с красными засаленными наволочками на подушках, с засаленными же лоскутными одеялами и какими-то лохмотьями и старыми полушубками, которыми они покрываются. В каморке тесно, угарно и жарко от печки, едят из одной чашки, строго соблюдая посты.

НАСТАЛИ СВЯТКИ

В мой тихий лесной домик пришли ряженые. Они конфузятся, жмутся друг к другу и только хихикают. Их человек десять — девушки и парни. В вывороченных полушубках, с намазанными углем усами. Девушки одеты парнями, а парни девушками. Я веду их в большую комнату, сажаю на стулья и прошу не церемониться и петь-плясать. На диване тут же сидит мой гость Олав Бергрен. Широко раскрытыми голубыми глазами он смотрит на этих детей природы — русских крестьян. Мой гость приехал из Стокгольма, чтобы лучше постичь этот дьявольски трудный русский язык, который он изучал у себя дома, и очень доволен, что пришли эти ряженые и он послушает русские песни, посмотрит русские пляски.

Вижу, что Олав смотрит с интересом и ждет, что будет дальше. Надо сделать так, чтобы эта молодежь не стеснялась, а развернулась вовсю. Своей старухе домоправительнице я тихо говорю, чтобы она принесла ветчины, хлеба, сладкой наливки для девушек и бутылку рябиновки для парней, и, конечно, орехов, пряников и конфет. Старуха ворчит, но все же на столе появляются и вино, и закуски, и сласти. Девушки сначала отказываются, прячутся друг за другом, но все же выпивают по стаканчику наливки. Парни не отказываются. Разговоры стали громче, лица веселей. Вася Муратов растянул гармошку. Девушки сначала робко, а потом дружно подхватили, и полилась русская песня: «Во саду ли, в огороде». Все выпили по другому стаканчику, и веселье развернулось еще шире. Красивая, бойкая Лушка Кузнецова выскочила на середину комнаты, затопала каблуками и, ловко перевернувшись, пошла частить, размахивая платочком. Васька Муратов заиграл плясовую.

— Ех, ех, ех! — взвизгивает Лушка. — Мой миленок на заводе одевается по моде.

Ее хорошенькая мордашка с намазанными усами дышит весельем. Вот и Анютка Лехтеева вышла на середину, и Санька, и Феня, и даже скромная, застенчивая Дашенька. Веселье в полном разгаре. Весь пол усыпан ореховой скорлупой и бумажками от конфет. Спели: «Вдоль да по речке». Разошлись и парни. Васька Карпухин, повязанный красным платком, пустился вприсядку, его круглая рожа с белесыми бровями и улыбкой до ушей была так комична, так напоминала плохо выпеченную булку, что мой швед, уже не стесняясь, смеялся и кричал: «Браво!» Песни сменялись частушками, плясками, гармошка Васька Муратова выделывала чудеса. Вскочил с дивана и Олав Бергрен и тоже пустился в пляс. Он уловил ритм и характер русской пляски, и у него дело пошло на лад. Смотрю, он уже обнимает Лушку, а она хохочет и взвизгивает. Я кричу ему: «Браво!» — и обнимаю свою старуху стряпуху. Лушка пляшет и поет:

— Хомяковские ребята захотели молока, они сели под корову, а попали…

Парни хохочут.

Все угощение съедено, все вино выпито. Полушубки давно сняты, да и все уже сняли свои маскарадные костюмы. Девки смыли под умывальником свои усы, и теперь приятно смотреть на их свежие смеющиеся личики.

В комнате жарко и от натопленной печи, и от ламп, и от народа. Все садятся и отдыхают, от всех пышет жаром. Ну что ж, надо прощаться. Одиннадцатый час. Благодарят, прощаются и выходят гурьбой в сени.

АНДРИЯШКА

Теплый, даже жаркий летний день. Над пасекой вьются пчелы. Они, как пули, носятся во все стороны. На прилетных досках они не задерживаются, не любуются красивыми облаками, не шепчут на ухо друг дружке скандальные новости из соседнего улья, они быстро пробегают мимо сторожей и исчезают в темноте родного дома. Скорей, скорей надо положить в ячейку последнюю каплю меда. Скорей, скорей надо заготовить душистую еду для подрастающей смены. По пасеке ходит в холщовом халате Кузьма Фомич, покуривая «козью ножку». Он поджидает, что вот-вот из старой колоды выйдет рой, да вон и та колода что-то подозрительна, как-то недружно летают пчелы и у летка кучами сидят. Кузьма Фомич обошел все колоды и только вон за теми кустами не осмотрел два улья. Там были ульи Дадана, и на них у Фомича была главная надежда. Обошел кусты Кузьма Фомич да так и ахнул. Там стоял только один улей, а от другого остались лишь колышки да днище.