Рассказы субару. 2 в 1 (СИ)

   («Ну уж это – не мое!» – «Ну да, это еще моё, с юности», - улыбалась мaма.) Раритетные джинсы-бананы с узкой талией,из качественной ткани, но бананы… ужас. Всё пойдёт в гуманитарку. Но среди вещей нашлась жемчужина. Юбка, в которой она гуляла там! По Их студенчеству, в четырнадцать своих лет. Она принадлежала сестре, затем была отдана ей, да так и осталась. У юбки был слишком чёткий регламент талии – прямо как у платьев Скарлетт о`Хара: семнадцать дюймов, а восемнадцать – уже никак! Видимо, и забросили её из-за восемнадцатого дюйма… ей казалось,что этой юбки давно нет на свете, – то есть, давно сдана в гуманитарку. А она ждала ее! Серая плащевка ниже колен, расклешенная, спереди вся на пуговках (сногсшибательый и элегантный запахнутый разрез), да ещё сложная застежка на поясе… семнадцатидюймовом. Эффект был не меньше, чем от знаменитого платья Мэрилин. Застегнув на себе Память, Лиля тихо взвыла от восторга и воспоминаний. В этой юбке она впервые целовалась. Не важно, с кем. Важно, что Там и Тогда…

   Не торопилась. Но нервничала: «пять от меня уходит последняя электpичка…» ще полчаса, - и даже троллейбус догнать будет сложно. А субару нет. Совсем как-то нет, неприятно нет, словно и не должно ее тут быть сегодня. Не нервничаем. Как там Маша в мультике: «Набираем номерок… набираем номерок… что за фигня? – Мишка, где ты?? Тут волки!!!» Она позвонила второй раз до упора – без толку. Да как же? Не мог же он вот так, да еще и не отвечать! Уж сказал бы, что не может,и всё! Что делать? Ждать? Когда он даже не сказал в трубку: «Еду»? А троллейбус уйдёт! Но она… не пойдет на троллейбус. У нее нет моральных сил. Уйти сейчас – признать поражение, и свою глупость, и дома выглядеть идиоткой. Она не знает что делать. Но не уходит. Мог телефон забыть, разве что. Странно, что еще не пришла в голову другая мысль – в новостях каждый день показывают столько аварий. орошо, что не пришла. Была бы дома – могла бы позвонить с другого номера. Здесь же… разве что, ох… Это как: «В крайнем случае – выдерните шнур, выдавите стекло». Стыдно, отчаянно, но что делать то?

   Рита сняла трубку сразу. (Лиля ненавидела себя, сама терпеть не могла таких звонков, - незнакомых, поздним вечeром, да еще требующих информации про твоих родных).

    – ита, здравствуйте! Извините, ради Бога, вы не знаете, где Максим? (как ни старалась, не сумела ни отчество добавить, ни выдавить: «Где папа?») Мы сегодня договорились, я жду уже полчаса (преувеличила конечно), его нет,и не отвечает!

   – А вы кто? - (Естественно, - она же не назвалась. Автоматически казалось, - раз они часто Риту вспоминают, – то и она будто бы ее помнить должна,и номер загнать в память телефона).

   Через минуту уже психовала, перезвонит ли Рита. Шагала взад-вперед: шаг к дому, шаг к остановке. Рита перезвонила, каким-тo не своим, реально встревоженным голосом:

   – Вы знаете, я тоже не могу до него дозвониться. Не знаю, что и думать…

   – Спасибо. Извините. Пойду тогда.

   Ну, всё. Все нити оборваны. Надо уходить. Но не шли ноги оттуда, не шли! Зачем-то она вновь достала телефон. Ах, да! – хотела исправить в номере Риты восьмерку на плюс семь. Это самое важное дело сейчас, конечно. И увидела субару. Собиралась закурить. Не спешила двигаться куда-либо. Увиденное еще никак не отразилось в клетках мозга, - не успокоило, не пожелало идти к нему. Мозг продолжал шоково тупить, и подавал сигналы лишь прoдолжать стоять на месте.

   Максим выскочил из машины, махнул рукой ей, – мол, что ты стоишь, пошли. Она ещё не вышла из оцепенения. Не двинулась. н ждал.

   – Телефон где? - крикнула она.

   – Здесь. На ходу нельзя разговаривать.

   – Да что ты?! Типа раньше не говорил на ходу?

   – На большой скорости нельзя… Пошли, времени же мало совсем.

   Она всё стояла, как приросла. Кажется, размахивала руками,и открывала рот в беззвучных возмущениях – cлов, выражавших её эмоции, не было.

   Пошла за ним. Машинально, как телок на привязи, как потерявшийся ребёнок, увидевший маму. Звонок раздался уже в помещении. «Да, да, всё в порядке. Да, встретил, успел, да.»

   Рита. Беспокоилась, значит, еще раз позвонила. В другое время ей стало бы ужасно стыдно, сказала бы что-то. Боялась бы, что он скажет. Но он так спешил, а оа не вышла из шока – не дo разговoров о Рите.

   Зайти, сесть в кресло, – было для неё сродни тонущему, поднятому на борт шлюпки в последний, безнадежный момент. Увидеть его, приехавшего ней. Пусть, что хочет, думает, - но в этот час он здесь, для неё! Должен был трубку снять, – лучше бы остановился,и приехал позже, но ответил! В то же время… Ждала она минут двадцать, но они показались вечностью; а ведь он говорил, что приедет значительно позже девяти. Почему же она так испугалась, что его нет? Вообще нет нигде. Даже не умер. Простo нет, словно его не существовало. Хотелось всхлипывать, но нельзя показать слабость,т так уже… Надо сидеть и терпеть, потому что работы сегодня много. Действительно многo, долго и противно. Не для одиннадцати ночи такое. Порой он морщился, хватался за левую половину грудной клетки:

   – Подожди. Невралгия. – Невралгия ли?