Рассказы змеелова

«Что же делать с ним? — раздумывал я, все еще глядя на щегла, — взять домой, да — в клетку? Нет. Пусть живет на свободе. Может, найдет все-таки ту единственную, которая станет ему женой. Ведь он так бесстрашно и настойчиво стремится к счастью… А если суждено умереть до срока, то пусть умрет на воле…»

СУДЬБА ДИКА

Перед тем, как у львицы появится на свет малыш, она уходит из львиного семейства — прайда и где-нибудь поблизости, под кустом африканской саванны, построит удобное логово. Как утверждают натуралисты, пока малыш окрепнет, львица живет отдельно, но связи с прайдом не теряет. Время от времени, повернувшись в его сторону, она подает голос: «У меня, мол, все в порядке. Не беспокойтесь. Скоро вернусь».

Именно такой, мне кажется, момент из жизни львов запечатлел скульптор-анималист, изобразивший над входными воротами Ашхабадского зоопарка скульптурную группу — львицу и ее малыша. Взгляды обоих устремлены в одну сторону, туда, где оставлена львиная семья.

На тех же воротах зоопарка, на голубом фоне трехгранного фриза, четко выделяются белые барельефы разных птиц и зверей. А вдоль тротуара, в обе стороны от ворот разошлась высокая сквозная ограда…

В зоопарке я бываю ежегодно, и каждый раз — со смешанным чувством нетерпеливого любопытства и грустного сострадания.

Вот и сегодня я пришел сюда, чтобы увидеть что-нибудь новое и, как обычно, начал осмотр зоопарка с небольшого, похожего на фанерную будку, вольера, где живут австралийские волнистые попугайчики. Еще издали я услышал их громкий, задиристый галдеж. Вечно занятые собой, бесконечными обсуждениями каких-то острых вопросов и выяснением не менее острых отношений, попугайчики то и дело ныряют в домики, похожие на скворечники и тут же выскакивают оттуда. Словом, целый день — суета, споры, раздоры и — ни минуты отдыха.

Этот шумный базар мне быстро надоел и я перешел к тихому, более просторному вольеру, где жили черные грифы, беркуты, белоголовые сипы, стервятники и кондоры. Этих птиц я видел много раз и почти всегда в неподвижном состоянии. Редко какая-нибудь из них, взмахнув огромными крыльями, перелетит с перекладины на камень или с камня на перекладину. В облике каждой птицы — горькая тоска по вольному небу. Гриф, сидящий на перекладине с грустно опущенной головой, неизменно напоминал мне печальную фигуру горца с наброшенной на плечи черной квадратной буркой.

Минуя все виденное ранее, я направился к небольшому загону, где ходил молодой, сильный светло-золотистый кулан. Было заметно, что он чем-то возбужден, взволнован.

Оказалось, в это время работница зоопарка разносила копытным свежую траву. Кулан уже издали улавливал ее запах и волновался. Он высоко поднимал голову, настораживал уши и сердито фыркал. Запах травы, очевидно, напоминал ему о весеннем приволье бадхызских степей и холмов, где он когда-то разгуливал в табуне своих собратьев.

Наконец, очередь дошла и до кулана. Работница, разносившая траву, подошла к железной двери загона и перекинула через нее скупую порцию травы — не больше килограмма. Увидев ее, кулан подбежал к двери и со всего разгона рухнул перед нею на колени, но есть траву не стал.

— Дали бы больше. Что вы так скупитесь? — посоветовал женщине пожилой солидный мужчина. — Разве столько надо взрослой лошади?

— Ему и этого — за глаза, — сурово ответила женщина. — Он такой, дьявол, злой!.. Хуже всякой тигры…

— А если бы вас в клетку? — засмеялся парень, водивший по зоопарку своего маленького брата. — Какой бы вы были?

Потом эта же мрачная женщина принесла и высыпала в куланью кормушку совок ячменя. В это время кулан находился на прежнем месте, на середине загона. Увидев, что ему принесен ячмень, он снова подлетел к двери и снова, сотрясая каменный пол, бросился на колени. При этом, то ли от обиды, то ли от невыносимой боли, он громко и жалобно застонал. Совершенно непостижимо, как оставались целыми ноги от таких мощных ударов о каменные плиты. На первый взгляд непонятной была и жестокость кулана к самому себе. Чего он хотел, чего добивался? И мне показалось, что своим поведением он хотел растопить сердце человека, тронуть его, чтобы тот сжалился и отпустил на волю.

Вот тут-то на помощь кулану и должны были бы прийти доброта и ласка человека. И не только ему одному, но и другим животным, обреченным на пожизненное заключение в тесных, прогнивших, вонючих и грязных клетках зоопарка. Уверен, если бы люди, верные своему служебному долгу, проявляли бы человечность и заботу о братьях наших меньших, их участь намного была бы легче. Лишь по той причине, что животные находятся здесь не по своей охоте, а так захотел человек, только поэтому надо относиться к ним с исключительным вниманием и любовью. Однако, как убеждался я много раз, на такую заботу им рассчитывать не приходится. Зачастую клетки бывают не чищенными, а их обитатели не кормленными. Даже в летний зной у них не бывает воды, так как уход за пленниками зоопарка доверяют людям случайным, грубым, нерадивым, не уважающим свой труд.