Читаем Рассказы змеелова полностью

— Бурчли бурун, — негромко ответил он. — Еще километров шесть, и мы будем на месте.

Мы справа обогнули Острый нос — так переводится с туркменского Бурчли бурун — и увидели, что с этой стороны он отвесно, как скала, обрывается к земле. В это время с большого темного гнезда, прикрепленного к желтому карнизу каменного останца, взмахнув огромными крыльями, слетел канюк-курганник.

Я попросил Овеза остановить машину и подошел близко к подножию утеса. В тот же миг из нижней части гнезда вылетела стая воробьев, занимавших в нем два первых «этажа». Судя по этим этажам, можно было предположить, что гнезду не меньше двух лет. Прибавляясь с каждым годом, семейство воробья вынуждено расширять свою «жилплощадь». Надо полагать, что пользуясь покровительством могучей птицы, воробьи здесь живут спокойно, не заботясь о своей безопасности.

…Спустя несколько минут, в небольшой узкой лощине, окруженной холмами, показался черный вагончик научного стационара. На шум нашей автомашины из вагончика вышел молодой парень в светло-зеленой рубашке и таких же брюках, заправленных в брезентовые сапоги. Это был младший научный сотрудник заповедника, орнитолог Владимир Шубёнкин. Выцветшая фуражка слегка притеняла его худощавое смуглое лицо, на котором робко начинала пробиваться едва заметная темно-русая бородка.

Двое других научных сотрудников — орнитолог Сергей Антипов и Елена Самаркина — подошли к нам позже. Все они — выпускники Уральского университета, биологи широкого профиля. Но более подробное знакомство с ними, с их научной работой я отложил до утра.

Ужинать мы сели засветло. И едва закончили еду, над плоскогорьем Устюрта опустилась ночь.

Свою постель я устроил в кузове вездехода, а мои товарищи легли на кошмы, прямо на земле.

Никогда не забуду этой волшебной ночи. Кругом на сотни верст — ни одного огонька, ни одной живой души. Зато каким блеском сияло и переливалось ночное небо!

Я лежал на спине и долго вглядывался в бесконечные дали вселенной. Мне вдруг почудилось, что с моим зрением произошло что-то невероятное. В лиловом светящемся мраке я видел миллиарды больших и малых звезд, огненные сгустки бесконечно далеких созвездий. И так отчетливо, будто смотрел на них в хороший телескоп. Каждое небесное светило как бы слегка дрожало, шевелилось и подмигивало, и у каждого был свой необычайно яркий цвет: то синий, то голубоватый, то красный, то зеленый, то бледно-розовый. Когда я опускал ресницы, звезды касались моих глаз своими цветными лучами. Я смотрел на небо, и в душе закипало какое-то особое чувство, передать которое я бы не смог. Нужны были какие-то особые слова, равные величию открывшегося передо мною зрелища.

И эти слова пришли неожиданно, как озаренье.

Их сказал великий поэт:

Выхожу один я на дорогу;Сквозь туман кремнистый путь блестит,Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,И звезда с звездою говорит.В небесах торжественно и чудно!Спит земля в сияньи голубом…

Эти строки я с упоением повторил несколько раз, дивясь бездонности заложенной в них мысли и взволнованного чувства. В этих словах было все предельно точно. Они выражали просто и ясно то, что я видел теперь: и торжественность блистающего мироздания, и нежность голубого сияния, исходившего сверху на мирно уснувшую землю.

…Поднявшись с первыми лучами солнца, я даже не подозревал, сколько великолепных открытий меня ожидает в этот день. Самое первое из них заключалось в том, что то место, где стоял вагончик научного стационара, оказалось берегом старого оросителя, отведенного, видимо, очень давно от древнего русла Амударьи — Узбоя. И неглубокое русло оросителя и его берега давно уже основательно заросли кустами черного саксаульника. Но они не смогли утаить того, что здесь когда-то жили люди, занимались земледелием, разводили скот.

Несмотря на раннее утро, Владимир Павлович Шубенкин тоже был на ногах. Когда мы сели с ним за небольшой обеденный столик, стоявший рядом с кочевым жильем молодых ученых, я сообщил ему о своем открытии.

— Я был убежден, — сказал я ему, — что вам приходится обживать землю, где никогда не ступала нога человека, а выходит, это далеко не так.

— Конечно, не так, — заложив ногу за ногу, улыбнулся Шубенкин. — Ну, прежде всего, об этом говорит вот этот давно заброшенный ороситель, в котором когда-то шумела вода. Значит, люди здесь жили. И не только жили, но и умирали. Тут, недалеко от нашей стоянки, есть кладбище, где похоронены обитатели здешних мест. Кто они были и когда похоронены, сказать трудно. Во всяком случае, мы сходим туда и я покажу вам этот загадочный мазар[10]. Правда, следов жилья нам обнаружить здесь не удалось… Да ведь это и понятно: люди-то, видимо, жили в юртах.

В начале наша беседа не очень «клеилась», но мало-помалу разговор наладился, и Владимир рассказал мне немало интересного о себе и своей семье.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии