– Может, и нет. Что вы имеете в виду?
– Не хотелось бы ставить под удар ваше служебное положение. В полиции слишком мало успешных женщин. Не очень-то по уставу, да? Достаете меня дома. Теперь еще и на работе. И одна. Или ваш юный друг ждет вас в машине?
– Не, – спокойно ответила Вера. – Джо сегодня мама не пустила играть. Я беспокоюсь о вас, милая. Если хотите, можем поехать в участок, но я подумала, вам будет неловко. Все-таки там ваши старые дружки. Или они все знали о вас и Ките?
Рука Кэролайн, сжимавшая ключ, на секунду замерла. Другой реакции не последовало.
– Значит, он вам рассказал, – ответила она.
– Вы и правда думали, что он будет молчать?
– Я думала, что при нынешних обстоятельствах ему терять не меньше, чем мне.
– Может, пройдем в дом и поговорим? Как я уже сказала, тут спокойнее, чем в участке. – Вера скрестила за спиной пальцы. Ей не меньше Кэролайн не хотелось предавать это дело огласке.
Кэролайн пожала плечами, словно ей было все равно, но открыла дверь и пропустила Веру внутрь. Мебели не было, но отопление, видимо, оставили, потому что в доме не ощущалось той прохлады, которая царит в нежилых домах. Абажуров не было, и голые лампочки осветили сырые пятна на потолке и пузырящиеся обои в коридоре. Кэролайн распахнула дверь в гостиную и пропустила Веру вперед, как, наверное, делала с потенциальными покупателями. Комната была большая, с эркером, выходящим на море. Впервые Вера подумала, что, возможно, здесь было бы не так уж плохо жить. Вдали виднелись крошечные огни – наверное, корабли ждали прилива в устье реки, – и где-то на побережье завораживающе мерцал фонарь маяка. В эркере у окна стоял ломберный стол и три складных стула, на столе лежала куча проспектов агентства недвижимости, план дома и брошюра по ипотеке. Другой мебели не было. Сюда, видимо, Кэролайн сажала своих клиентов, лицом к окну и спиной к потертым половицам и тошнотворно зеленым стенам. Вера села и кивком пригласила Кэролайн последовать ее примеру. Она вытянула ноги, и стул затрещал. Кэролайн села напротив и посмотрела на нее с отвращением.
– Так что же терять Киту Мэнтелу? – спросила Вера.
– Похоже на склонение к злоупотреблению служебным положением, разве нет? Он хотел получить результат, и он его получил. Теперь он столп общества, заседает в комитетах, болтает с министрами о реновации деревни. Одно дело – покуролесить в юности. Даже пикантно. Это они ему простят. Но оказывать давление в деле об убийстве, которое произошло десять лет назад, но до сих пор не забыто, – это совсем другое.
– Так почему он мне рассказал?
Кэролайн как завороженная смотрела на всполохи маяка.
– Кто знает? Может, он так долго играл в приличного гражданина, что и сам поверил. Может, у него столько влиятельных друзей, что он считает себя неприкосновенным. Может, он настолько меня ненавидит, что ему плевать на остальное.
Вера удивилась горечи и боли в ее голосе.
– Когда это между вами началось?
– До того, как Джини Лонг переехала к нему. Задолго до этого.
– Как же он объяснил ее переезд?
Кэролайн отвернулась от окна и снова пожала плечами.
– Ему не пришлось объяснять. Я видела, что Джини долго не продержится. Она была для него всего лишь способом отвлечься, не в его вкусе.
– Вас не беспокоило, что приходится его делить?
– Меня больше беспокоило, что он может совсем уйти. – Она сидела очень прямо, закованная в свой пиджак, короткую аккуратную юбку и черные колготки, и ждала следующего вопроса. Но его не последовало. – С тех пор как мы познакомились, не было ни дня, когда бы я о нем не думала. Я твержу себе, что веду себя, как чокнутый подросток, что это пройдет, но не проходит. Я съехалась с Алексом, потому что думала, что это что-то изменит, но нет. – Она посмотрела на Веру. – Вы, наверное, думаете, что я с ума сошла.
Вера не ответила.
– Так как вы познакомились?
– На вечеринке. Он был приятелем одного приятеля. Думаю, Киту еще до этого говорили, что я работаю в полиции, и он решил, что это может пригодиться. Я тогда только начинала, была констеблем. Может, меня и пригласили на ту вечеринку из-за него. На тот момент я знала только, что он бизнесмен, вдовец с маленькой дочкой. Не знаю, что он такого делал или говорил тем вечером, что так отличало его от других мужчин, всегда болтавших со мной на вечеринках. Но что-то случилось. Он проник в мою голову и в мое сердце. Стал зависимостью, и все еще остается ею. Той ночью, когда умер Кристофер Уинтер, я поехала в Старую часовню не для того, чтобы выяснить, говорили ли вы с Китом. Я убедила себя, что дело в этом, но это было не так. Я хотела, чтобы он прикоснулся ко мне. Хотела снова сойтись. Видите, никакого самоуважения. Вот что творит зависимость.
– И что произошло?
– Ничего. Он велел мне убираться. Оставить его в покое… – На мгновение она замолчала. – Я встречалась с ним за пару дней до этого, в Пойнте. Сказала, что нам нужно договориться, что мы будем отвечать на допросах, когда вы к нам придете. Он велел мне держаться от него подальше. Только я не могу.