Рассказывая сказки

– Тем вечером он пришел к нам домой. Бутылка виски в одной руке, большой коричневый конверт – в другой. Я крутился рядом, но Мэнтел меня отослал. Я вышел на пару часов, а когда вернулся, он уже выходил. Мой отец сидел на полу. Я никогда такого не видел. Мужчины его поколения не сидят на полу. Вокруг него по ковру были разложены фотографии из их поездки в Португалию. Отец на шезлонге, вокруг него обвивается полуголая блондинка. Отец сидит рядом с Мэнтелом в ресторане и смеется его шутке. Он сидел на полу и плакал.

– Мэнтел угрожал рассказать общественности?

– Он сказал, что слил историю в газеты, что он якобы дал отцу взятку, чтобы тот одобрил схему по дому престарелых. Он сказал, что переживет. Но он не пережил бы. Представьте себе заголовки. Веселые каникулы советника-социалиста. Секс и сангрия за умеренную цену. Конечно, в каком-то смысле это было правдой. Отец позволил ему оказать на себя влияние. Он повел себя как дурак.

Он беспокоился не только из-за того, что подумают друзья по партии. Речь шла о всех, с кем он выпивал в клубе, о семье. Обо всех тетях и кузенах, которые поддерживали его во время развода, потому что верили, что в нем что-то есть.

Джеймс замолчал. Лампа снова вспыхнула и потухла. Эшворт встал на стул и постучал по пластиковому коробу. Свет снова загорелся. Джеймс продолжил, как будто и не прерывался:

– Беда в том, что он втянулся в собственную пропаганду. Марти Шоу, чемпион от народа. Он верил в это. Ему не нравилось то, каким он был на самом деле… Я сказал, что он может уйти в отставку. Залечь на дно на какое-то время. Люди забудут. «Люди, может, и забудут, – ответил он. – А я – нет. И ты не забудешь, ведь так?» Я не смог ответить. Он слишком много выпил, и я помог ему лечь в постель.

Когда я проснулся, его не было дома, и его машины тоже. Я думал, он решил уехать на пару дней. Это было бы в его духе, сбежать. Я представлял себе, что он встретится с каким-нибудь старым другом по рыбацкой работе, станет жалеть себя и топить свои печали в выпивке. Я жил как обычно, вел дела в магазине и приносил за него извинения клиентам.

– Но он не сбежал.

– Не совсем. Через три дня его машину нашли брошенной.

– Где?

– В Элвете. На той парковке у реки.

Где Вера была с Майклом Лонгом накануне. Рядом с телефонной будкой, откуда пытался позвонить Кристофер Уинтер.

– Но его там не было?

– Он оставил записку. Хоть это. Писал, что любит меня. Просил вспоминать добрым словом… – Джеймс глубоко вдохнул. – Наверное, он ждал, пока поднимется прилив. Он просто вошел в реку. Он так и не научился плавать. И шел, пока течение его не подхватило, не оторвало ноги от дна, не утащило за собой. Берег там неровный, грязь, галька, обломки скал. Может, он споткнулся. Иногда я думаю, боролся ли он в последний момент. Пытался ли удержать воздух в легких, когда ушел под воду… Его тело вынесло на берег почти через месяц. Телом это можно было назвать с трудом. Его опознали по карте стоматолога. Когда я работаю в доках допоздна, иногда мне кажется, что я его вижу.

– И тогда вы сменили фамилию? – спросила Вера. – После самоубийства?

– Да.

– Сильная реакция.

– Вы не понимаете. Дело было не только в фамилии. Я не хотел быть сыном Марти Шоу, который ассоциировался с подкупом и взятками. Не хотел вести семейный бизнес, мириться с жалостью, выслушивать ядовитые сплетни от клиентов и родственников. Я хотел начать сначала.

– И все-таки…

– Слушайте, я был молод. В этом возрасте действительно реагируешь слишком остро. Мне было ужасно стыдно. Фотографии, Мэнтел… Все выглядело таким отвратительным, таким грязным. Я продавал такие истории по воскресеньям дуракам, которые ими зачитывались, а потом купались в самодовольстве. Если бы мой отец оказался вовлеченным в крупную аферу, в инсайдерские дела, что-нибудь в этом роде, мне, возможно, было бы проще. Эмма иногда зовет меня снобом. Возможно, она права.

– Так что вы тоже сбежали.

– Как вам будет угодно. Но дело было не только в этом. Я чувствовал себя другим человеком, мог начать все с нуля, стать тем, кем мне предназначалось стать.

– И вы выбрали море. Наверное, под влиянием жизни отца.

– Всех тех историй, которые он мне рассказывал в детстве? Возможно.

– Почему вы переехали в Элвет?

– Эмма отсюда.

– Вы знали, что в этой деревне живет Кит Мэнтел?

– После смерти его дочери поднялась вся эта шумиха. Из-за ее убийства мне стало проще думать о жизни здесь. Не думаю, что я бы рискнул встретиться с ним, если бы не это. В смысле, я знал, что он тоже потерял близкого человека. Мне стало сложнее его ненавидеть.

– Месть?

– Мне не было жаль, что она умерла, – резко ответил он. – Но я бы ее не убил.

– Нет?

– Кроме того, – продолжал он, не ответив, – к тому времени у меня была новая жизнь. Я поверил в то, что я Джеймс Беннетт, а не Джимми Шоу. Я не мог позволить ему до меня добраться. И не думал, что наши пути пересекутся.

– Значит, вы переехали в Элвет ради отца? Чтобы поминать его добрым словом?