Рассказывая сказки

– Скорее всего, он бывал на кладбище раньше, – сказала Вера. – Наш свидетель сказал, что в то утро он пошел прямо к ее могиле. Было еще темно, но он знал, где что находится.

– Не знаю. – У Эммы голова шла кругом. Вопросы сыпались слишком быстро. Она чувствовала себя обескураженной, как будто не до конца проснулась и снова проваливается в сон. Сконцентрироваться было сложно. – Кристофер всегда был неразговорчивым. Даже ребенком. Он мог исчезнуть на несколько часов, и никто не знал, где он.

– Вы ходите прогуляться по дороге к реке? – Вера вдруг сменила ритм. Как будто вела любезную беседу за чашечкой чая. – В хорошую погоду там неплохо пройтись. И дорога ровная, можно выйти с коляской. Подходит для прогулок всей семьей. – Хотя вопрос был адресован Эмме, она хитро посмотрела на Джеймса.

– Я бывала там, – ответила Эмма, сбитая с толку этим взглядом, гадая, что он мог бы означать. – Пару раз.

– Странно, что вы ни разу не зашли на могилу. Хотя бы из любопытства. Она была вашей лучшей подругой.

– Я всю жизнь пытаюсь оставить убийство Эбигейл в прошлом.

Вера бросила на нее короткий оценивающий взгляд, но не стала комментировать.

– Думаю, Кристофер мог воспользоваться телефоном, когда был здесь, – сказал Джеймс.

– Мог? Что это значит?

– После ужина он поднялся наверх, в ванную. Я подходил к ребенку и слышал, как он разговаривает.

– Вы слышали, что он сказал?

– Я не занимаюсь подслушиванием.

– Правда? – в голосе Веры звучало неподдельное удивление. – А я вот постоянно.

– Я предположил, – ответил Джеймс после секунды осуждающего молчания, – что он говорил с кем-то из Абердина. Может, с подружкой. Давал знать, что он добрался без проблем. Наш городской телефон на кухне. Если бы он воспользовался им, мы могли бы его услышать. Я подумал, он хочет поговорить наедине.

– Это было похоже на звонок подружке? – спросила Вера.

– Я же сказал, я не слушал.

– Но его голос, он звучал нежно? Как при разговоре с кем-то близким?

– Нет, – ответил Джеймс. – Скорее, по-деловому.

Вера вытащила из сумки блокнот и быстро что-то записала.

– Мы не понимаем, где он провел остаток дня, – сказала она. – Он как будто пропал. Он был на кладбище около восьми, потом, как мы знаем, отправился по той дороге в сторону реки.

– Откуда вам это известно? – спросил Джеймс. Эмме показалось, что вопрос был задан слишком агрессивно, слишком поспешно. Какая ему разница?

– Мы нашли отпечатки пальцев в телефонной будке. Вы знаете ту будку, – сказала Вера. Снова Эмме показалось, что слова прозвучали странно. Как будто в них был скрытый смысл, как будто эти двое разговаривали шифром, который она не понимала, в который ее не посвятили. – Мы их проверили и знаем, что они принадлежат Кристоферу, – продолжила Вера. – Так что я хочу знать, где он был после этого. Мы опросили людей, которые в то утро гуляли с собаками на берегу. Никто его не видел. В деревне тогда было немало людей. Он ведь должен был где-то поесть, да? Или хотя бы выпить чаю. Но он не заходил ни в магазины, ни в пекарню. У него довольно заметная внешность. Даже если его не знали по имени, его бы запомнили. Вы знаете кого-нибудь, к кому он мог пойти? Где он мог бы спрятаться? Или от кого он мог прятаться?

– Нет! – ответила она. – Мне кажется, что я знаю о нем так же мало, как об Эбигейл Мэнтел. И больше у меня не будет возможности узнать его лучше.

– Мне жаль. – Вера вдруг встала, натянула на себя кардиган и пошла к двери. – Это несправедливо. Вам достаточно досталось. Если вы вспомните что-нибудь, что может помочь, позвоните нам.

Сержант Эшворт пошел за ней. Он ни слова не сказал с тех пор, как зашел в дом, но у двери он остановился, посмотрел на Эмму с сочувствием и жалостью, так что она чуть не расплакалась.

– Берегите себя, – сказал он. Словно Джеймса и вовсе не было в комнате.

Эмма вдруг снова почувствовала себя ребенком. Вот она сидит в их доме в Йорке, на лестнице. Она уже была в кровати, но что-то ее разбудило, и она поплелась вниз, не до конца проснувшись. Было лето, на улице еще было светло, сад, видневшийся через открытую дверь, был залит солнцем. Пели птицы. Она услышала родителей. Они обсуждали ее. Она услышала свое имя – вот что ее разбудило, вот почему она пошла вниз: чтобы присоединиться. Они сидели на деревянной скамейке. Она выбежала к ним. Дворик был вымощен каменной плиткой, она чувствовала босыми ногами, какая она шероховатая, еще теплая. Мать обняла ее. Эмма думала, что ее примут в беседу, объяснятся, ведь в конце концов обсуждали они ее.

– О чем вы говорили? – спросила она.

– Ни о чем, милая. Ни о чем важном.

И Эмма поняла, что больше спрашивать смысла нет. Ее вычеркнули, не спрашивая. И сейчас, в Доме капитана, она почувствовала то же самое.

Глава тридцать пятая