Рассказывая сказки

– Контракт не должен был достаться ему. Мы приняли решение в комитете по планированию. Думали, что все решили. Потом вдруг тот, кто должен был получить контракт, отказался от тендера. Без объяснений. И контракт в итоге достался Мэнтелу. – Лоуренс оторвался от своего пива и посмотрел на него. – Ты же знаешь, как он начинал? Как сколотил первое состояние? – И тогда Майкл услышал эту историю о пожилой женщине, оставившей Мэнтелу дом, историю, которую он потом передал Вере Стэнхоуп, когда она постучалась к нему. И он до сих пор не был уверен в том, насколько она правдива.

Когда они вышли из паба и пошли к своим машинам, слишком пьяные, чтобы вести, на что им было плевать, Лоуренс сказал:

– Я серьезно. Держись от него подальше. Посмотри, что случилось с Марти Шоу. Он не был мне другом, но я бы такого никому не пожелал. Знаешь, за этим стоял Мэнтел.

Майкл не слышал о Марти Шоу и понятия не имел, о чем говорил Лоуренс, но потом навел справки и выяснил, что это тот человек, чье тело выбросили на берег волны. Майкл слышал об этом. Какой-то несчастный идиот из Крилла, который вошел в реку и утопился. Накануне того дня, когда нашли тело, только о нем в «Якоре» и говорили. Тогда он не понял, что между самоубийством и Мэнтелом есть связь, или не вслушивался.

Собрать слухи было несложно. У Майкла повсюду были друзья. Он был общительным, все это знали. Не как теперь, когда он прятался в своем домике, построенном для грустных стариков, выпивающих в одиночестве. В те времена на полуострове не нашлось бы паба, где его бы не знали. Куда бы он ни пошел, везде были люди, с которыми он учился в школе, или служил в комитете спасателей, или которым оказал какую-нибудь услугу. Теперь он сидел в тихой библиотеке, уставившись на строчки газеты в машинке для микрофильмов. История, о которой они рассказывали, во всех деталях оживила воспоминания о тех давних беседах.

Он начал листать дальше и нашел репортаж о расследовании смерти Шоу. Самоубийство. Он оставил записку, так что вердикт окончательный. В газете не писали, что его к этому привело. Несчастный идиот, подумал Майкл. В те времена он был бы менее снисходительным. Он всегда считал, что самоубийство – выбор слабаков. В репортаже говорилось, что у него осталась жена и сын. Майкл не мог припомнить, слышал ли он об этом раньше. Вдруг он почувствовал, что все это как-то грязно, копаться в прошлом, и захотел бросить. Потом он выглянул в высокое окно и посмотрел на площадь, где рабочие все еще пытались развесить старые гирлянды, и подумал, что все равно ему больше нечем заняться.

Он чуть было не упустил из виду фотографию. Сначала ему показалось, что она сделана позже. Кит Мэнтел, местный герой. Открытие дома престарелых. В таком месте Майкл и кончит свои дни, если не будет лучше о себе заботиться. Фотография была сделана во дворике, уставленном растениями в кадках. Кирпичное здание на заднем плане выглядело огромным, современным и агрессивным. В центре была мэр, полная женщина средних лет, которая держала в руке ножницы, чтобы перерезать ленту, натянутую перед парадной дверью. Рядом с ней стоял Мэнтел, а вокруг – толпа советников с семьями. Видимо, устраивали бесплатный обед, подумал Майкл, поэтому собралось столько людей. Он лениво читал имена, оттягивая момент, когда ему придется оставить уютную библиотеку. Советник Мартин Шоу. Джеймс Шоу. Джеймс стоял рядом с отцом. Было очевидно, что они отец и сын. Поразительное сходство. Лицо Марти Шоу казалось знакомым, и Майкл подумал, что он, наверное, видел фотографии в репортажах о его смерти. Затем в его памяти вспыхнула картинка. Мужчина в униформе. В форме лоцмана. Не Марти, конечно. Его сын.

Его охватила прежняя паранойя. Он представлял себе, как Кит Мэнтел и Джеймс Беннетт работали вместе, плели заговор, который привел к самоубийству Джини, его собственному вынужденному уходу со службы и двум убийствам.

Глава тридцать седьмая

Психиатр оказался надменным придурком. Как только Вера зашла в его кабинет в большой новой больнице, она сразу поняла, что зря потратит время. Он казался слишком молодым, темноволосый, с короткой, как будто нарисованной темной бородкой. Ни одного седого волоса. Секунду она размышляла, красится ли он. Он посмотрел на нее через стол.

– Инспектор Стэнхоуп. – Он явно любил звания. Наверняка звал медсестер «сестра» и «старшая медсестра», чтобы не забывали, кто на каком месте. – Секретарь сказала, это срочно.

– Я руковожу расследованием убийства Эбигейл Мэнтел.

– Да.

– Один из детективов, работавших над расследованием раньше, был вашим пациентом.

Он ничего не ответил.

– Дэниэл Гринвуд, – добавила она. – Он все еще ваш пациент?

– Вы же знаете, инспектор. Я не могу обсуждать клиентов.

Но он явно заинтересовался. Наверняка его зацепила драма, известное громкое дело. Как и всех, кто обмусоливает одну и ту же историю в желтой прессе, а потом говорит, как отвратительна вся эта шумиха. У убийств есть своя прелесть.