Расследование по-итальянски

Шарль Эксбрайя Расследование по-итальянски

Жану Арнабольди, кондотьеру из Фипреги и моему другу.

Ш. Э.

ГЛАВА I

В то чудесное веронское утро начальник уголовной полиции города, прославившегося любовной трагедией Ромео и Джульетты, нежился на солнышке, размышляя о собственном необычайном везении – ему посчастливилось не только родиться итальянцем, но и впервые увидеть свет божий в Вероне. Приятные мысли совсем было убаюкали полицейского, но дверь его кабинета вдруг распахнулась. Это произошло так внезапно, что Челестино Мальпага (так звали шефа полиции), слегка подскочив в кресле, бросил на непрошеного гостя недовольный взгляд. Однако физиономия Челестино мигом просветлела, едва он узнал этого маленького полненького человечка с лихо закрученными усами и редеющей, но тщательно завитой шевелюрой. Черный галстук гостя был заколот жемчужной булавкой, правую руку украшало кольцо с огромным камнем, а темный костюм еще больше подчеркивал безупречную белизну пикейного жилета. Дополняли картину начищенные до невероятного блеска лакированные штиблеты. Столь странное зрелище являл собой не кто иной, как комиссар Ромео Тарчинини, подчиненный и друг детства Челестино Мальпага.

Взволнованный вид приятеля поразил начальника полиции.

– Ma que! Что с тобой, Ромео?

– Выслушай меня, Челестино, и имей в виду: если ты не выполнишь мою просьбу, я умру прямо здесь, у тебя на глазах!

– Даже так?

– Не смейся, иначе на твоей совести будет смерть друга!

– Я вовсе не желаю твоей смерти, Ромео, во-первых, потому что очень тебя люблю, а во-вторых, мне бы не хотелось иметь дело с твоей вдовой, милейшей Джульеттой, – безвременная кончина супруга запросто может превратить се в тигрицу!

От этих слов комиссар Тарчинини разрыдался. Шеф полиции тут же вскочил и, обогнув стол, ласково обхватил подчиненного за плечи.

– Да ну же! Что на тебя нашло?

– Я представил себе бежняжку Джульетту в траурных покрывалах… и еще – как все наши малыши цепляются за ее платье и зовут папу…

– Ну, до этого пока не дошло! Сядь и вытри глаза, а то войдет кто-нибудь и Бог знает что подумает.

Челестино вернулся на прежнее место, предоставив другу устраиваться как ему удобно.

– А кстати, как поживает Джульетта?

Ромео, мгновенно позабыв обо всех печалях, принялся воспевать подругу жизни – ее красоту, умение любить и вести хозяйство. Мальпага слушал в легком смущении, ибо Джульетта Тарчинини была изрядно растолстевшей матроной, и от прежней ее красоты сохранились разве что улыбка и кроткие глаза. Как только Ромео, слегка запыхавшись, умолк, шеф, зная, что это наилучший способ отвлечь его от любых тревог, спросил о детях:

– А малыши?

Тарчинини говорил о своих детях так, будто они с женой производили на свет одно несравненное чудо за другим.

– Мой Ренато, несмотря на то, что ему только семнадцать, уже почти так же умен, как я. Альба – живой портрет своей матери. И с каждым днем все лучше готовит… Это вдохновение свыше! Слышишь, Челестино? Вдохновение свыше! Что до Розанны, то, если ее в один прекрасный день канонизируют, я нисколько не удивлюсь. Это дитя постоянно ощущает присутствие Бога. Мистический склад ума… Фабрицио решает задачи, которых старшие и понять-то не в силах. Хочешь знать мое мнение? Даром, что мальчишке всего восемь лет, вот это голова – так голова! Положа руку на сердце, я думаю, он станет гордостью нашей семьи! А младший, пятилетний Дженнаро, как видно, исключительно одарен музыкально…

– Короче, ты счастлив?

Воодушевление Тарчинини без всякого перехода сменилось глубочайшей подавленностью.

– Был бы, кабы не Джульетта…

– Твоя старшая дочь? А что с ней такое?

– Стыдно признаться, Челестино, но я понятия не имею…

– Не может быть!

– Когда, чуть больше года назад Джульетта вышла замуж за американского полицейского и стала миссис Сайрус А. Уильям Лекок[1], я думал, все будет нормально. Я и в самом деле считал, что, родившись в стране дикарей, парень достаточно настрадался и не упустит возможности переселиться в Италию. Впрочем, так он мне и обещал, а я – ты же меня знаешь, Челестино! – по натуре доверчив. Вот и согласился отдать дочку этому чудовищу с условием, что он лишь ненадолго отвезет ее в Бостон, познакомит, как полагается, с семьей, а потом оба они приедут сюда.

– И что же?

– А то, что у моего зятя, видите ли, слишком высокое положение и он не может все бросить с бухты-барахты… Как будто человеку надо заботиться о положении, после того как он имел счастье жениться на урожденной Тарчинини! Знаешь что, Челестино? Меня провели, обманули, предали и оскорбили!

– А что говорит твоя дочь?

– Она не смеет сказать ни слова, бедняжка! Все се письма слишком оптимистичны, чтобы я поверил в их искренность. По-моему, девочка несчастна, но не решается открыть сердце своим родителям, боясь причинить им боль. А может, за ней следят…

– Ты уверен, что не преувеличиваешь хоть самую малость?

– Я?

Тарчинини растерянно воззрился на друга.

– Послушай, Челестино, ты же меня знаешь!