— У вас черные глаза, а у Бориса и Елены Кармазиных глаза были голубыми. У черноглазых родителей могут быть голубоглазые дети, а если у обоих родителей голубые глаза, то их ребенок тоже будет голубоглазым, это известный в генетике факт, господин Силаев!
Максим вскочил на ноги, но майор Вольфсон успел схватить его и силой опустить на стул.
— Я долго думал, кого он мне напоминает, — рассказывал Беркович в тот же вечер своей жене Наташе. — Когда он назвался Кармазиным, я действительно подумал, что он похож на родителей. Но посмотрел в его глаза. Он не мог быть сыном Кармазиных, это очевидно. Тогда кого же еще он мог мне напоминать? И только к концу полета я вспомнил: это Силаев, объявленный в Москве в розыск, я видел его фотографию на стенке в здании московского суда!
— А почему он убил? — спросила Наташа. — Личные счеты?
— Этим делом занимается майор Вольфсон, — отмахнулся Беркович. — Разберется. Почему бы нам сегодня не лечь спать пораньше? Устал смертельно. Завтра с утра на работу…
Десять тысяч наличными
— Голова болит, — пожаловался старший сержант Беркович инспектору Хутиэли.
— Были с Наташей у родственников? — сочувственно спросил инспектор.
— Почему вы так решили? — вяло поинтересовался Беркович.
— Всякий раз после посещения родственников ты являешься на службу разбитым, и я не понимаю причины. Мне, например, очень нравится ходить с Нурит в гости. Веселые разговоры, шутки, легкое угощение — что в этом плохого?
— Ничего, — согласился Беркович. — Но Наташины родственники, все до единого, воображают, что, если я работаю в полиции, то знаю какие-то страшные тайны об ужасных преступлениях, о которых не пишут в прессе. И хотят услышать подробности. Поэтому я терпеть не могу ходить в гости.
— Но почему бы тебе действительно не рассказать, как ты раскрываешь преступления? — удивился Хутиэли. — После того, как прокуратура оглашает обвинительное заключение, в этом нет ничего секретного!
— Не люблю, — поморщился Беркович. — Они подумают, что я хвастаюсь.
— В таком случае рассказывай только о тех делах, в которых тебе не удалось ничего добиться, и никто не скажет, что ты хвастаешься…
— Но тогда они подумают, что у нашей полиции сплошные неудачи! — воскликнул старший сержант. — А ведь это не так.
— Не так, — вздохнул Хутиэли. — Но иногда и от побед радости не испытываешь. Сейчас, например, должен прийти человек, обвиняющий во взяточничестве служащего компании «Амидар». Вполне возможно, что тот действительно берет взятки, но ведь у него семья — пятеро детей и жена, — а зарплата меньше трех тысяч в месяц. Должен я радоваться, что посажу в тюрьму единственного кормильца?
— Но если он действительно виновен…
— Наверное, виновен, но я ведь не о том! Я говорю, что радости такая победа не принесет.
Минут через десять, войдя в кабинет Хутиэли, Беркович увидел сидевшего напротив инспектора мужчину лет пятидесяти, похожего на большую мышь: острые черты лица, глаза навыкате, топорщащиеся усы.
— Это мой помощник, — представил Берковича инспектор. — А это Ами Шореш. Продолжайте рассказывать.
— В очереди на амидаровскую квартиру я стою уже восемь лет, — повернулся к Берковичу Шореш. — У меня жена и трое детей, старшему двенадцать, младшему два, а за съем дерут сейчас столько, что хоть в петлю, и жена второй год не работает, а я выбиваюсь из сил, так я ходил-ходил к Реувену Баку, это человек в «Амидаре», который ведает распределением, и он мне все время говорил, что очередь, очередь, а я наконец понял, что он просто хочет взятку, и я спросил сколько, а он сказал десять тысяч, откуда у меня такие деньги, так что я без квартиры останусь, по-моему, только полиция может помочь, хоть в тюрьму посадить этого негодяя…
Шореш произнес фразу на одном дыхании и готов был продолжать в том же духе, но Беркович остановил его словами:
— Минуту. Если я правильно понял, вы предлагаете задержать Реувена Бака в момент, когда он возьмет у вас деньги.
— Так я и говорю, вы даете десять тысяч и отмечаете номера или как-то там еще, а я ему в конверте, а вы входите, и тут все ясно…
— Понятно, — прервал Беркович. — А прокурор одобрит такую операцию? — обратился он к инспектору.
— Уже одобрил, — кивнул Хутиэли. — На такие случаи деньги всегда находятся, тем более, что они все равно возвращаются в казну. Уважаемый господин Шореш, — продолжал инспектор, — в три часа вы получите конверт с деньгами и инструкции. Старший сержант объяснит вам, что делать. Всего хорошего.
Когда Шореш покинул кабинет, Беркович сказал инспектору:
— Теперь я понимаю, почему вы сказали, что иногда вам не нравятся победы.
— Неприятный тип, верно? — пробормотал Хутиэли. — Но, к сожалению, он прав, скорее всего. Объясни ему последовательность действий, хорошо? Банкноты будут помечены радиоактивным кобальтом, ребята из технического отдела обещают к трем успеть.
— К трем, — сказал Беркович, — хорошо, я тоже постараюсь успеть.