— Что вы себе позволяете? — закричал он. — Вы думаете, что если этого типа закололи шпагой, то…
— Стоп! — сказал Беркович. — Разве я сказал, что Штрауса закололи шпагой? Впрочем, вам лучше знать. Подождете, пока я принесу постановление об обыске или покажете сразу, где она спрятана?
Айзенштайн молча смотрел на Берковича, глаза его сверкали ненавистью.
— Ловкий тип, — рассказывал Беркович инспектору Хутиэли поздним вечером, когда закончил оформление протокола и отправил Айзенштайна в камеру. — Он давно знал Штрауса. Мотив преступления пока неясен, я послал запрос в Бостон, жду ответа. Но прилетел Айзенштайн в Израиль с уже готовым планом убийства. Привез длинную шпагу. Вечером, вернувшись после прогулки, прошел к себе в номер, взял шпагу и чистый лист бумаги, убедился, что в коридоре никого нет, подошел к семнадцатому номеру, просунул бумагу в щель под дверью, отмычкой протолкнул в комнату ключ, вставил в скважину конец шпаги и постучал. Я не знаю, что он ответил, когда Штраус спросил, кто там и что нужно. Но бизнесмен встал, набросил халат, включил свет, увидел лежавший листок и подошел, чтобы поднять его. Нагнулся и его шея оказалась на уровне замочной скважины. В этот момент Айзенштайн с силой вонзил шпагу. Штраус инстинктивно, еще не поняв, что произошло, сделал несколько шагов, сжимая бумагу в руке, и упал посреди комнаты… Вот, собственно, и все.
— Шпагу нашел? — спросил Хутиэли, не сомневаясь в том, каким будет ответ.
— Конечно, — пожал плечами Беркович. — Айзенштайн положил ее на карниз за окном. С улицы не видно, из комнаты тоже. Следов крови на лезвии нет, он все протер, но кровь осталась в замочной скважине. И царапина от металлического предмета… В общем, за доказательствами дело не станет.
— Тебе Наташа звонила, — сообщил инспектор. — Сказала, что ждет к ужину.
— Скорее к завтраку, — вздохнул Беркович, посмотрев на часы.