Расследования Берковича - 8

— Нет, все правильно. Только кажется мне, что мы эту Хану не найдем. Слишком много времени прошло, а логика у нее довольно странная…

Старший сержант закончил осмотр квартиры, не нашел никаких зацепок. Типично женское жилище. С одной стороны — чистота и порядок, с другой — полный хаос в бумагах и всяких мелочах. Беркович постоял в дверях и решил поехать теперь домой к Оре Бен-Закай. Она тоже жила одна, и в ее квартире тоже, скорее всего, не удастся найти ничего, да и на что, собственно, он рассчитывал? На записку типа: «Дорогая Ора, приезжай, я хочу тебя убить»?

Чистота и порядок. Хаос в мелочах. Убийство — не мелочь. Почему Хана оставила на пальцах жертвы кольца, по которым Ору могли опознать? Женская логика? Забывчивость? Или…

Беркович набрал номер телефона инспектора Хутиэли и быстро заговорил, услышав голос начальника:

— Инспектор, дайте, пожалуйста, сообщение в аэропорт: пусть ищут не только Хану Хазан, но и Ору Бен-Закай. Может, еще не поздно.

— Зачем? — удивился Хутиэли. — Что тебе пришло в голову?

— Логика. Поведение Ханы показалось мне нелогичным, и я решил было, что это чисто женская манера… А если нет? Преступнице нужно было затруднить полиции опознание тела, и она, тем не менее, оставила кольца? А если она все-таки не дура, и кольца с сняла? Но не с трупа, конечно, а со своих пальцев, и надела их на пальцы убитой? И машину сожгла не свою?

— Ты хочешь сказать…

— Что убита Хана Хазан! Да, женщины повздорили и поехали выяснять отношения. И это Ора заколола Хану. Потом перетащила труп на правое сидение, сняла с палец Ханы ее кольца и надела свои. Туфли тоже поменяла. Может, вообще переодела в свое платье, сейчас уже не выяснить… Подожгла машину — чужую, не жалко…

— Понял, — сказал Хутиэли. — Безумная идея, но…

Беркович покинул квартиру Ханы Хазан и стоял на углу, дожидаясь полицейской машины. Два звонка раздались один за другим. Сначала позвонил инспектор.

— Ты прав, — сказал он. — Ора Бен-Закай вылетела час назад рейсом Эль-Аль во Франкфурт. Придется связываться с немцами. Еду в управление.

Второй звонок был из больницы.

— Господин Беркович? — спросил мелодичный голос. — Рада сообщить: у вас родился сын. Три двести. Поздравляю! Жена передает вам привет.

— Скажите Наташе, что я сейчас буду! — воскликнул старший сержант. — Я ее очень люблю!

Ариэль, сын Бориса

Беркович вышел из палаты в коридор и прислонился к стене, чтобы перевести дух. Он не предполагал, что способен так разволноваться. Наташа кормила грудью их сына, и Берковичу хотелось встать перед женой на колени, целовать ей пальцы и говорить — неважно что, просто говорить, потому что любое сказанное сейчас слово было бы словом любви.

Он заехал в больницу на несколько минут и обещал Наташе вернуться вечером, когда остальные посетители уже начнут расходиться. Спустившись на первый этаж, Беркович направился к выходу и едва не столкнулся с сержантом Соломоном.

— Борис? — удивился Соломон, увидев коллегу. — Тебя тоже вызвали по этому делу?

— По какому? — не понял Беркович. — Я приходил к жене. Видишь ли, у меня родился сын…

— Да, я слышал! — воскликнул Соломон, хлопнув себя по лбу. — Поздравляю! Как назвали мальчика?

— Еще не решили, — сказал Беркович. — Послушай, а ты-то что здесь делаешь?

— Нужно зайти в терапию, — объяснил Соломон. — Покончил с собой Рон Липкин, хозяин торговой сети «Интерглобаль».

— Вот как? — протянул Беркович. Один из супермаркетов «Интерглобаль» находился в квартале от его дома, и Наташа чаще всего ходила туда за продуктами.

Минуту спустя Беркович поднимался с Соломоном в лифте и слушал краткий рассказ о происшедшем. Липкину было пятьдесят четыре года, и до последнего времени он не жаловался на здоровье. Работал всю жизнь, всего добился сам, состояние его недавно перевалило за сто миллионов. Двое детей, внуки, с женой развелся. Липкин считал себя здоровым человеком, но неожиданно узнал о том, что смертельно болен. Рак крови, очень быстрая форма, излечение невозможно. Некоторые — сильные духом — кончают с собой, чтобы избежать страданий. Генерал Мота Гур, например.

Липкин ввел себе в вену смертельную дозу сильнейшего снотворного. Уснул и не проснулся. Арье, один из сыновей Липкина, не смог разбудить отца и вызвал скорую. Когда скорая прибыла, Липкин был еще жив, и его доставили в больницу, но сделать уже ничего было нельзя. Врачи, естественно, вызвали полицию, поскольку имел место суицид.

— Что сказано в записке? — спросил Беркович.

Лифт остановился, и полицейские вышли в административный сектор терапевтического отделения. Кабинет главного врача был в конце коридора.

— Читай сам, — сказал Соломон и вытащил из бокового кармана листок бумаги.

Четким почерком человека, находившегося в здравом уме и твердой памяти, было написано: «Не хочу ждать. Я не боюсь боли, но не желаю быть обузой. Человек жив, пока здоров. Простите».

— Когда он узнал, что болен? — спросил Беркович сержанта Соломона после того, как с формальностями было покончено, и полицейские спустились в холл.