Расследования Берковича - 8

— Недели две назад, — сказал Соломон. — Проходил проверку, и анализы показали…

— По поводу чего проверка? Люди не очень-то любят проверяться, если ничего не болит.

— Не знаю, — сказал Соломон. — Какая, собственно, разница?

— Никакой, — согласился Беркович. — Тело уже отправили в морг?

— Отправили, — кивнул Соломон. — Тебе что-то не нравится? По-моему, здесь нет вопросов.

— Только один: почему Липкин выбрал такой способ самоубийства? Так обычно поступают женщины. Мужчины предпочитают действовать иначе: веревка или пуля. Чаще пуля. Наверняка у Липкина был пистолет.

— Да, — сказал Соломон. — «Беретта», лежит в небольшом сейфе в его спальне, оружием давно не пользовались.

— Вот видишь. Куда проще было достать пистолет и… А он искал яд, вводил себе дозу… Откуда он знал, какая именно доза нужна? Тебе не кажется, что был еще кто-то, с кем Липкин мог консультироваться?

— Допустим, — сказал Соломон. — Ну и что?

— Ничего, — пожал плечами Беркович.

Они вернулись в управление, и Беркович сел за телефон. Эксперт Рон Хан, тезка покойного, на вопрос Берковича ответил, что через несколько минут приступит к вскрытию тела, но первичный осмотр лично у него подозрений не вызвал. Укол был сделан в вену, причем не очень-то профессионально. Мог ли Липкин сделать укол сам? Конечно, мог. Пальцевые следы? Какие могут быть следы на шприце? Все размазано. А на коробке с ампулами следов много, в том числе и следы пальцев покойного, лежащие поверх прочих, так что оснований для подозрений практически нет.

— Позвони, когда закончишь, — попросил Беркович и следующий звонок сделал в поликлинику больничной кассы «Меухедет», где Липкин проходил последнюю проверку. Достаточно быстро удалось узнать, что врач лишь дал направление, а анализы проводились в частной клинике. Получив номер телефона, Беркович связался с профессором Марком Воронелем.

— Как покончил с собой? — ахнул профессор. — Не может быть! Да, я сказал ему о диагнозе. Я не мог поступить иначе, пациент должен знать, к чему быть готовым… Это первый случай в моей практике…

Положив трубку, Беркович посмотрел на часы и, вызвав дежурную машину, отправился на виллу Липкина. Он и сам не знал, почему поступал именно так — в конце концов, что невероятного в том, что бедняга Липкин решил не стреляться, а мирно заснуть? Стоило ли говорить с сыновьями, и без того сломленными смертью отца?

На вилле оказалось неожиданно много народа — кроме Арье и Дана, сыновей Липкина, здесь были их жены, несколько человек из директората «Интерглобаль», Мирьям Хариф, адвокат покойного.

— Можно вас на пару слов? — спросил Беркович и, отведя адвоката в сторону, спросил: — Кому досталось наследство? Надеюсь, это не является тайной…

— Нет, — пожала плечами женщина. — Хотя я и не понимаю, почему это интересует полицию? Честно говоря, на месте Рона я бы, возможно, поступила так же. Вы знаете, какой это кошмар, когда болит все тело? У меня мать…

— Да, я понимаю, — перебил Беркович. — Так что относительно завещания?

— Состояние делится поровну между сыновьями, случай вполне стандартный. Нестандартным было прежнее завещание, и хорошо, что Рон успел его изменить.

— Прежнее? — переспросил Беркович. — А что прежнее?

— Какое это имеет значение? — недовольно сказала Мирьям Хариф. — Ну хорошо… Пять лет назад у Липкина была любовница, на которой он одно время хотел жениться. Ей он и отписал все, что имел. Порыв любви, понимаете ли. Я его отговаривала, но у него было обо всем свое мнение. А потом они поссорились. Я спросила, будет ли он менять завещание, раз уж так получилось, и господин Липкин ответил, что да, конечно, но это не к спеху, умирать он, слава Богу, не собирается. Я так понимаю, что он надеялся на примирение.

— Но завещание все-таки изменил?

— Да, когда узнал о болезни. Не мог же он допустить, чтобы после его смерти деньги остались женщине, с которой он так и не помирился.

— Понятно, — кивнул Беркович. Все действительно было очевидно, а поступки Липкина логичны и объяснимы. Кроме способа самоубийства. И пожалуй, еще один момент вызывал сомнения: даже самая быстротечная форма лейкоза длится не одну неделю, а боли начинаются по крайней мере через несколько месяцев. Это время Липкин мог прожить, не испытывая особых неудобств — кроме, конечно, сознания, что смерть вот-вот взмахнет своей косой…

Зазвонил телефон, и Беркович, извинившись перед адвокатом, поднес аппарат к уху. Говорил эксперт Хан:

— Борис? Причину смерти я подтверждаю — передозировка. Но вот с другим диагнозом у меня проблема — я имею в виду лейкоз. Да, кровь была не в порядке, но заболевание могло быть и доброкачественным. Точно не скажу, нужны дополнительные исследования, и я бы хотел иметь в своем распоряжении анализы, сделанные в клинике. Можешь это устроить?

— Конечно, — сказал Беркович.

Ушел он с виллы по-английски, не попрощавшись.

Профессор Воронель оказался мужчиной молодым и энергичным. Он сообщил, что клинику открыл недавно, дело еще в стадии становления, но уже завоевало авторитет.

— Почему Липкин обратился именно к вам? — спросил Беркович.