Рафаэль, ругаясь на чем свет стоит, принялся спускать кресло по лестнице, и Беркович отрядил ему в помощь сержанта Огельмана. В конце концов мебель водрузили на крышу Рафаэлевской «субару», и сын укатил, оставив адрес. Он не был в восторге от неожиданного приобретения, но выбросить кресло не позволяла совесть — в конце концов, в кресле сидел еще отец, да и не по-хозяйски это: выбрасывать предмет, за который можно выручить хотя бы несколько сотен шекелей.
Беркович проследил взглядом за отъехавшей «субару».
— Черт побери! — воскликнул он. — Идиот…
— Кто? — не понял сержант Огельман.
— Поезжай в управление, — не отвечая на вопрос, сказал Беркович. — А я пройдусь немного… Если понадоблюсь, звони. А если понадобишься ты, что тоже вероятно, тогда позвоню я.
Он медленно пошел по теневой стороне улицы, рассчитывая в уме, сколько времени нужно Рафаэлю, чтобы привезти кресло, поднять его к себе домой… «Пожалуй, я приду как раз вовремя», — решил Беркович.
Вечером, вернувшись с дежурства, поцеловав Наташу и спавшего Арика, Беркович воскликнул:
— Я всегда говорил шефу, что есть такие дела, что или сразу догадываешься, в чем суть, или — никогда. Если бы я пришел на полчаса позже, то уже ничего бы не доказал!
— О чем ты? — не поняла Наташа.
— Послушай. Некий господин в молодости совершает неблаговидный, мягко говоря, поступок и в результате становится владельцем потрясающего бриллиантового колье. По тем временам — целое состояние, да и по нынешним тоже. А воспользоваться не может — станет ясно, что получил он драгоценность не так, как следовало бы честному человеку. Что делает господин? Прячет колье в кожаное кресло до лучших времен. Проходят годы, господин умирает, бумаги его забирает сын, ему любопытно, что записывал отец, он не ожидает ничего — разве что военные воспоминания… А находит упоминание о колье. Вдова между тем понятия не имеет о том, что в буквальном смысле сидит на богатстве. Сын же (эти современные дети!) не хочет делиться своим знанием с матерью. Как заполучить драгоценность, чтобы мать не догадалась? Не вспарывать же кресло в ее присутствии! А женщина из дома выходит редко — разве что в магазин. И расставаться с мебелью, оставшейся от мужа, тоже не собирается — если бы сын захотел забрать кресло себе, она бы ни за что не согласилась…
— И тогда, — продолжил Беркович, отпив из чашечки сваренный Наташей кофе, — сын задумал гениальный, как ему казалось, план. Выпросил у приятеля стреляную пистолетную пулю и однажды, будучи в гостях у матери, проделал в коже кресла дырку и сунул пулю туда. Потом повесил на кресло свою куртку, так что отверстие осталось незамеченным, пока все не разошлись. Уходя, он погасил в салоне свет, зная, что мать обычно сразу направляется в ванную, а потом идет спать. В общем, пулю женщина действительно обнаружила только на следующее утро. Перепугавшись, вызвала полицию и, естественно, позвонила сыну. Тот примчался и изобразил изумление. А женщина потребовала, чтобы он немедленно кресло выбросил — характер своей матери сын знал прекрасно: она не рассталась бы с мебелью, но — пуля… Сесть в кресло, где ее хотели убить… Сын не стал кресло выбрасывать, отвез к себе, вскрыл и нашел украшение. Хороша история?
— Ты-то откуда знаешь, что он нашел? — спросила Наташа.
— Явился к нему домой, когда он любовался колье, стоя у вскрытого кресла. Интуиция! Если бы я пришел к нему на другой день, то кресло было бы уже починено — никаких улик…
— Но ты же мог доказать, что пулю в отверстие просто вложили, а не стреляли, или я чего-то не понимаю?
— Мог, ну и что бы мне это дало? Кто стрелял? Зачем? Никакой логики. Позволил бы мне шеф заниматься этой чепухой, когда другой работы полно?
— У тебя замечательная интуиция, — вздохнула Наташа, — но иногда она тебя подводит.
— Никогда, — твердо сказал Беркович. — Сейчас интуиция подсказывает мне, что ты хочешь принять ванну, а я должен сменить Арику подгузник.
— Как ты догадался? — притворно удивилась Наташа и поцеловала мужа в щеку.
Секрет утопленника
— У маленьких детей всегда болит живот, — убежденно сказал старшему сержанту Берковичу эксперт Хан, аккуратно вытирая руки полотенцем. — Месяцев до трех-четырех, а потом проходит. Так что потерпи, потом будет поспокойнее, хотя и без гарантии. Мой второй, например, орал до трех лет — и не потому, что у него что-то болело, но просто характер такой. Сейчас тоже, кстати, хотя ему уже шестнадцать. Все ему вынь да положь, иначе такой скандал закатывает…
— Ну и что, — поинтересовался Беркович, — вынимаешь и кладешь?
— Нет, конечно, детей воспитывать нужно.
Разговор происходил в «предбаннике» прозекторской. Рон Хан только что закончил вскрытие тела найденного в море утопленника. По предварительным оценкам, тело пролежало в воде не меньше суток — его бы, возможно, и вовсе не нашли, потому что рубашка зацепилось за металлический стержень, торчавший из дна, и утопленник не мог всплыть. Обнаружил его водолаз, очищавший дно по заказу муниципалитета.
— Это действительно был несчастный случай? — переменил тему Беркович.