Расследования официальные и не очень

– Да, думаю, да, – твердо сказал Пикар. – Вы с помощью своей знакомой – Милены Урсу, которая работает в театре – организовали всю операцию. Вы знали заранее, на какое мероприятие пойдете вместе с патроном, вы же планируете его расписание как секретарь. Прибыв туда, вы отлучились под благовидным предлогом, оставив Марло в одиночестве. После чего на сцену вышла ваша знакомая и, приняв Марло за своего знакомого, жарко расцеловала его. Вы же в это время были где-то поблизости и снимали всю сцену на телефон.

Ну а потом оставалось только отослать емейл с требованием денег в обмен на видео с признаниями незнакомки.

Мадам Бабеш помолчала, потом с достоинством выпрямилась и твердо сказала:

– Да, именно так все и было. Вы ничего не упустили из случившегося, и мне нечего добавить к сказанному.

У нее задрожал подбородок, и она шумно вдохнула.

– Совершенно нечего? – спросил Пикар.

– Да, нечего. Я грязная шантажистка, и вы меня изобличили.

– И вы не собираетесь защищаться?

Мария Бабеш с вызовом посмотрела на него.

– Нет. Я виновата, но оправдываться я не буду. Что сделано, то сделано. Не знаю, поймете ли вы меня… Я ведь решилась на это от отчаяния.

– От отчаяния?

– Да, настоящему французу, наверное, сложно будет это понять. Видите ли я – обычная женщина предпенсионного возраста без особых достоинств и профессии. Приехала в Париж тридцать лет назад из Румынии, поступила здесь в университет, хотела изучать французскую литературу – я бредила ею с детства – но не хватило пороху закончить учебу. Я не очень-то умна, месье Пикар, и литературных склонностей у меня нет. Университет пришлось бросить, я устроилась кассиром в магазин на заправке, потом нашла работу секретарем. Но все это не давало стабильности. Время шло, карьеру я не сделала, с каждым прожитым годом мне становилось все страшнее. Будущее рисовалось в черных красках, я видела себя доживающей век в румынской провинции, из которой я когда-то давно сбежала. У меня до сих пор нет гражданства, и каждый год я хожу продлевать свой вид на жительство, которого меня могут лишить в любое время. Нас очень много таких несчастных эмигрантов, никому не нужных здесь, оторвавшихся от жизни там, у себя на родине, отчаявшихся пожить по-человечески хоть какое-то, пусть недолгое время.

Мадам Бабеш шумно вздохнула и смахнула слезы:

– Ну вот мы собрались вместе, несколько таких женщин-эмигранток… и я предложила такой вот способ заработать немного денег. Идею мне подсказала моя кузина Милена, она актриса, приехала из Румынии всего семь лет назад, и ей повезло устроиться в один экспериментальный театр на Монмартре. Она легко входит в любой образ, может сыграть и вульгарную базарную бабу и рафинированную леди. У нее правда талант. А костюмы и бутафорию можно всегда позаимствовать прямо в театре.

– Дело, наверное, было очень выгодным? – с восхищением заметил Пикар. – Сколько же всего человек в нем участвует? Или может лучше спросить, сколько важных боссов вам удалось перецеловать?

– Месье Робино был восемнадцатым, – ответила мадам Бабеш.

Пикар присвистнул.

– Вот это да! У вас прирожденный организаторский талант. Да и преступница вы прекрасная. Организовали шантаж, не тряся при этом пистолетом перед лицом запуганной жертвы и не похищая любимую собачку у богатой вдовы.

– Преступница… – тихо повторила Мария Бабеш, – да, без сомнения, я самая настоящая преступница, хотя и не чувствую себя ею.

– А кем же вы себя представляете?

– Не знаю… вы, безусловно, правы, я нарушала закон. Но видите ли, те боссы, которые нанимают нас. Они ведь не самые приятные экземпляры. Почему вы думаете они нанимают секретарями выходцев из Румынии, Туниса или Мадагаскара? Потому что платить им можно меньше, а работой нагружать побольше. Эмигранты хотят остаться во Франции, боятся, чтобы их не выслали, поэтому стараются сильней. Никто из нас не пойдет в полицию, если его оскорбят на рабочем месте или забудут вписать медицинскую страховку в трудовой контракт. Были и похуже случаи… – Мадам Бабеш отвела взгляд. – Все это очень неприятно. А самое досадное, что ты никак не можешь повлиять на ситуацию, и от этого бессилия копится стресс. Не знаю, понимаете ли вы меня.

– Конечно, понимаю.

– И потом они так сорят деньгами. Месье Марло играет в он-лайн казино и проворачивает какие-то сомнительные операции на бирже. Я в этом мало что смыслю, но все же поняла, что сделки там полулегальны. Поэтому я подумала, что большой беды не будет, если мне подарят несколько тысяч евро за хорошо сделанные фотографии. Тем более деньги этим людям не тяжким трудом достались.

– Старая как мир история о благородном разбойнике, – тихо промолвил Пикар. – Скажите, мадам Бабеш, а случалось, что кто-то не поддавался на угрозы?

– Нет, за все время такого не случилось ни разу.

– Интересно.

– И мне интересно. Это означает, что все они боялись, понимаете, месье Пикар? Боялись, что жены им не поверят, если они скажут, что это подстроено, и кто-то их шантажирует. Ведь они могли сказать правду, защищаться, отстаивать ее, но выбрали платить и не связываться. Потому что струсили.