Расследователь. Предложение крымского премьера

Андрей полистал записную книжку, нашел телефон "афганца" Сереги, набрал номер.

- Здравствуй, Сергей Иваныч, - сказал Обнорский, когда в трубке раздался голос Сереги. - Андрей Обнорский из Питера... не забыл такого?

- А, гражданин расследователь! Нашел голову Горделадзе?

- Ищу, Иваныч. Если ты поможешь, то глядишь, и найду.

- Всем, чем могу. Спрашивай.

- Значит, так, Иваныч... тебе знаком человечек с погонялом Слепой?

- А як же? Личность известная. Но он теперь больше в Киеве отирается... Хотя и у нас, в Симферополе, частенько бывает. А что тебя, Андрей Викторович, конкретно интересует?

- Все, - ответил Обнорский.

- Я тебе уже объяснял, что все знает только "Бизон" и "Скорпион". А я просто бывший мент.

- Да ладно, не прибедняйся. Охарактеризовать Слепого можешь?

- Почему нет? Могу... Итак: Макаров Геннадий Ефимыч. Год рождения по памяти не скажу, но что-то около тридцати. Образования - ноль, но зато здоров как бык. Боксер. Имеет две судимости. Одну в самом начале девяностых за ствол, вторую - в девяносто третьем за грабеж. Оба раза выходил досрочно. Беспределыцик, покуривает травку, ходит в подручных у Отца, что еще хочешь услышать?

- Спасибо, - сказал Обнорский. Они поговорили еще с минуту и попрощались. Обнорский передал Звереву то, что сообщил Сергей.

- По большому счету эта информация ничего нам не дает, - сказал Сашка. - Встретиться со Слепым, конечно, стоит, но он человек опытный - пойдет в полный отказ, а предъявить ему нечего. Остаются Вайс, Отец и Эстер.

- Эстера можно исключить сразу. Тут Затула права - руки у нас коротки, чтобы до него дотянуться... Вайс? Тоже пустой номер. Скажет: знать ничего не знаю. И что ты ему сделаешь?

- Ничего.

- Остается Отец.

- Да, остается только Ленечка Матецкий.

* * *

- Ну что, Эстик? Думаешь, я тварь? - спросила Алена.

Кот молчал. Смотрел своими загадочными глазами и молчал. Алена налила себе виски. Из той самой бутылки, что так и не допили с Георгием. Выпила и зажмурила глаза. Из-под век выкатились две слезинки.

- И ты, Гия, думаешь, что я тварь? - спросила она у портрета на столе. Георгий тоже ничего не ответил. Он улыбался - спокойно и безмятежно. Алена смахнула слезинки и прочитала:

Я уйду. И ничего не будет.

Лишь тоннель и свет в конце пути.

Божий Правый Суд меня рассудит

И определит, куда пойти.*

* Стихи Марины Макеевой.

Она посмотрела на портрет, на кота, на свое собственное отражение в зеркале... Потом упала лицом в подушку и зарыдала. На пол свалились розовые та-почки-бегемотики с голубыми глазами.

Визит к депутату Верховной Рады Леониду Матец-кому был назначен на 16:30. Добиться согласия на встречу оказалось совсем просто: Обнорский представился секретарю, попросил передать господину депутату, что у него журналиста Обнорского - есть новая информация о "деле Горделадзе". Она очень важна, затрагивает непосредственно господина Матецкого. Поэтому очень желательна личная встреча. Андрей оставил номер своего телефона и стал ждать.

Не было никаких сомнений, что Отец клюнет. Не может не клюнуть. Если он работает в связке с Хозяином, а он работает в связке с Хозяином, теперь это очевидный факт, - то должен знать, что Обнорский и компания свернули расследование и убрались восвояси... Причем спешно убрались, напуганные. И вдруг - Обнорский вернулся! Это неспроста. Это значит, что они что-то нарыли, что-то такое, что заставило Обнорского вернуться... Видимо, это действительно важно. И опасно.

Обнорский и Зверев считали, что после сообщения секретаря о звонке Андрея, Отец, если и не напугается, то насторожится. Формулировка "есть новая информация... очень важна... затрагивает непосредственно господина Матецкого" расплывчата, неконкретна, допускает разные толкования. Отец обязательно клюнет.

И он клюнул. Спустя минут сорок после звонка Андрея Матецкий позвонил сам, представился и поинтересовался, чем он может быть полезен господину Обнорскому. Андрей довольно сухо ответил, что разговор возможен только при личной встрече. Встречу назначили на 16:30. В офисе Отца.

За полчаса до встречи Обнорскому из Симферополя позвонил "афганец" Серега.

- Андрей Викторович, - сказал он, - потолковал я тут с людьми насчет Слепого... Ты ведь его к "делу Горделадзе" примеряешь?

- Точно так.

- Похоже, правильно примеряешь. Был тут у нас некто Грек. Отморозок, псих. Так вот этот Грек по пьяни хлестался, что ездил по заданию Слепого в Киев. А там, под Киевом, они закопали какого-то жмурика... жмурик без головы. Как тебе такой расклад?

- Весьма. А когда это было?

- Когда он об этом трепался, или когда они жмурика закапывали?

- Когда закапывали, конечно.

- В октябре.

- А поточнее не скажешь?

- Извини...

- Понятно. А в контакт с этим Греком нельзя войти?

- Седьмого ноября Грек дал дуба от передозировки... как тебе такой расклад?

- Не очень, - кисло сказал Обнорский.

- Мне тоже, - ответил Сергей. - Но только вот что я тебе скажу: Грек-то героином не баловался. Анашу курил, пил, но никогда в жизни не ширялся. Не было такого... А за день до его смерти из Киева опять прилетел Слепой. И они тут на пару гуляли. Вот так, Андрей Викторович.