Расслышать умерших

Тогда как живой христианский Бог не имеет ничего общего с таким богом Фомы Аквинского, а вернее, Аристотеля. Этот Бог динамичен, как это хорошо подметила восточная мысль. В этой точке сходятся все крупнейшие религии. Это нетварные энергии патристического, византийского и современного православного богословия. На иконах их изображают в виде нимба, золотистого сияния вокруг головы, в отличие от золотого фона иконы, так нетварные энергии отличны от сущности Бога. Бог как самораскрывающийся и сообщающий Себя (энергии, присутствие) и Бог как первооснова, как неисчерпаемый источник (сущность). В этом все православное богословие от самых его истоков до наших дней. И вот мы встречаем то же самое различие в свидетельстве Пьера Моннье! Хотя, конечно, выраженное его собственным языком:

«Бог даровал вам Свое “воздействие”, это неуловимое течение, идущее от Его “динамического ядра” к людям. Чтобы лучше понять сам процесс умножения любви, назовите то, для чего я выбрал этот странный варварский термин, “сердцем”, сердцем Бога, пламенеющей светоносной сердцевиной, одушевляющей всю Вселенную»[565].

В Древнем Египте, еще одной «колыбели первоначальной модели», если вернуться к выражению, каким Ролан де Жувенель назвал Иран, часто изображали солнечный диск. От него идут длинные лучи, заканчивающиеся кистями рук. Бог ласкает нам лицо, хотя и остается в глубинах небосвода, имманентность и трансцендентность уже выражены в этом образе.

Зато буддизм, особенно дзен-буддизм, далек от идеи сердца, излучающего любовь. К тому же проповеданный Буддой буддизм вообще не несет в себе понятия личного Бога. Поле сил, животворящих энергий, лежащих в основе всех вещей, да; даже благотворно действующих энергий, в том смысле, что они творят нам благо, даже если само понятие «блага» и чуждо дзен-буддизму. Но в любом случае, за всеми этими благотворно действующими на нас энергиями вообще не стоит никакого намерения это благо сотворить. Это просто поле энергий, и ничего более.

2. Бог как любовь

В многолетних письмах-сообщениях от Пьера Моннье один вывод повторяется столь систематически, что стал своеобразным лейтмотивом этих писем: «потому что любовь – это и есть Бог!», «ибо любовь – это Бог», «ибо Бог есть любовь»…[566] Но, конечно, подтверждается такое заключение каждый раз лишь тем, что ему предшествует, самой логикой излагаемого.

Такой опыт любви часто связан с опытом света. Бог воспринимается одновременно и как любовь, и как свет, и, похоже, что оба эти восприятия неотделимы друг от друга. Об этом же самом говорил и апостол-евангелист Иоанн в своих посланиях: «Бог есть любовь», «Бог есть свет».

Конечно, мы помним, как те, кому удалось избежать смерти, вернуться обратно в жизнь, свидетельствовали потом о том, как их «затопило», «обдало» любовью. Доктор Муди приводит немало таких примеров. Несколько можно найти и в книге И.-К. Хампе[567]. Вспомним еще историю Тома Сэйера, механика из гаража, который, рассказывая о пережитом, через каждые две или три фразы не мог удержаться от слез.

Опыт любви, данный в молитве

Тут мы подступаем к опыту великих мистиков, как христианских, так и не христианских. Но среди сообщений, полученных из мира иного, мне хотелось бы упомянуть тут еще несколько прекрасных текстов, полученных от Верро. Мне в них далеко не все нравится. Они назойливо говорят о «реинкарнации». Иногда они выдают слишком расплывчатые или странные (для меня, разумеется) богословские формулировки. Но они передают опыт Бога, и я считаю такой опыт подлинным и глубоким. Здесь есть прекрасные мысли о молитве: это один из лучших текстов о молитве, какие мне вообще доводилось читать.

В этой истории мы снова сталкиваемся с феноменом автоматического письма. У одного человека было все для того, чтобы быть счастливым: любящая и любимая жена, два красивых и веселых малыша, дом, положение в обществе и заработок, а его вдруг незаметно и постепенно захватила необъяснимая, безотчетная тоска, нервная депрессия:

«Мой больной разум каждое препятствие раздувает и преувеличивает, делает из мухи слона; малейшая неприятность преследует и подтачивает меня, у меня больше нет сил жить»[568].

Врачи, неврологи, а затем и целители ничем не могли ему помочь.

Одним прекрасным утром его жена заставила его встать с постели, привела в гостиную, зажгла ароматическую палочку, вставила в магнитофон диск с органной музыкой и обратилось к мужу с решительной речью, объяснив, что она верит в то, что помощь может прийти из мира иного. Мир этот существует, и стоит рискнуть к нему обратиться, ведь все может получиться, а им такая помощь сейчас очень нужна: «Мы будем так кричать, что Небо не сможет нас не услышать…» И тогда она взяла в руки ручку, по ее телу прошла дрожь, взгляд стал неподвижным, лицо без выражения, и она начала писать: «Видя вашу беду, Я пришел на ваш призыв и позволяю вам спрашивать Меня».