Расстояние

Посему получалось, что та самая комната, в которой Аркадий жил, сиротела лишь на время его университетов, совсем не навсегда, прежний хозяин покидал её не всерьёз и закономерно, а только под давлением внешних обстоятельств, что не являлось нормальным и естественным ходом вещей. И оказалось бы сие сущей мелочью, если бы сейчас на неё не было любо-дорого смотреть: листки с карандашными набросками, большей частью невнятными и импульсивными, валялись там и тут; чувствовался сильный запах гуаши; углы кровати, спинка стула и стол сияли отпечатками пальцев в разноцветных мелках, правда, не перманентно, Оксана регулярно здесь прибиралась, так что мазки накапливались постепенно в течение недели и потом исчезали; а посреди этого великолепия стоял большой мольберт, завешанный белой тряпкой, забрызганной красками, под которую никому не разрешалось смотреть. В таком виде он стоял лишь около месяца, а прежде на нём долго красовался пустой лист, девственную чистоту которого Аркадий никак не решался нарушать. Но вот к чему была его детская застенчивость, зачем надо было скрывать своё произведение, не ясно, он не мог её объяснить даже себе. Впрочем, никто и не предавал ревности художника к неоконченному полотну какого-либо значения.

Их отношения с Машей складывались и в виртуальном, и в реальном мире. На следующий день после их свидания она не преминула исполнить свою угрозу и зарегистрировала парня везде, где только можно, попросив всех своих «друзей» добавить его в «друзья», так что однажды Аркадий вдруг обнаружил, что является очень популярной личностью. Правило трёх свиданий пара соблюла, хотя обоим всё стало ясно и после первого. Чем более они виделись, встречались, общались (кстати сказать, с сугубого ведома всех заинтересованных сторон), тем менее понятным становилось ему то, во что ж он всё-таки ввязался. Родители Марии оказались людьми разумными, не навязывали дочери какие-либо стереотипы, так что та вольна была выбирать того, кого хотела. Молодые люди очень живо провели лето, вместе со Светой и Толиком съездили на средиземноморский курорт, пробыв там без малого три недели. Но потом лето кончилось, и Маша, как человек подневольный, улетела обратно в Англию учиться, Аркадий остался один в недоумении. Они переписывались каждый день, обменивались фотографиями и прочее, однако это ни о чём, и, казалось, сие «ни о чём» Машу вполне устраивало. Конечно, и парень никуда не спешил тем более в той неопределённости, в коей пребывала его жизнь, но таких отношений на расстоянии, пусть и без тени отчуждённости, ему было мало. А, впрочем, что он мог? Рвануть в Англию и сделать предложение любимой? – Для этого казалось слишком рано, и по факту ничего бы не изменилось, ему всё равно пришлось бы вернуться и ждать, но теперь с разбережённым сердцем. Ещё можно было поехать и там остаться, однако такой поступок – признак бесхарактерности, который к тому же выглядел бы так, будто он за ней позорно таскается. Имелся и третий вариант – прекратить их отношения, что являлось в воображении парня проявлением в высшей степени скотского безразличия; и четвёртый – оставить всё как есть, который Аркадий избрал и потому, что тот оказался самым простым, и потому, надо повторить особо, что между ними не чувствовалось отчуждённости даже на расстоянии. Их отношения действительно складывались, не складывалось его отношение к ним.