Иногда, перебирая в голове всё, чему меня учили, вспоминая тех людей, которые внесли существенный вклад на избранном мною поприще, я начинаю невольно опасаться, а осилю ли то, на что дерзнул? Надо что-то делать, а не играть воображаемыми мускулами у себя в уме, надеясь на будущность, которая как неумолимый рок должна всё разрешить. Откуда берётся эта модальность? «Должна» и точка. И нельзя сказать, что благоприятность грядущего – исключительно моё заблуждение, все зрелые люди, в частности, все мои преподаватели смотрели на меня именно так. Помню маленького живенького французика лет под 50, что преподавал историю античной скульптуры, будучи прямой её противоположностью, который однажды мне так при всех от души и заявил: «Vous, jeune homme, à un brillant avenir». Ещё помню, что тогда, окрылённый переменой места, учёбой в престижном иностранном вузе и в целом своей юностью, воспринял его заявление как должное и само собой разумеющееся. Но пыл угас, обстоятельства моей жизни становятся на свои места, ничего из ничего не получается, и сейчас, вспоминая эти слова, я ощущаю благодарность вперемешку с опасениями.
Есть, правда, и положительные моменты. Мари правильно сказала (уж не знаю, насколько о ней, но точно обо мне), что, в отличие от своих сверстников с богатыми папашами, я не зарываюсь. Из-за учёбы заграницей, после которой ты начинаешь смотреть чуть дальше собственного носа, самооценка приходит в норму, и перестаёшь считать свою жизнь единственной и правильной. Мне кажется, именно поэтому у отца с дедом натянутые отношения.
А, впрочем, её я так и не понял, не понял, почему противоположности у неё оказались столь близки и непосредственны, такая прозорливость рядом с такими глупостями. Хотя, с другой стороны, интересно, когда подобное разнообразие можно встретить в одном человеке. Так и хочется воскликнуть: «Ах, женщины!» Мы пытаемся их понять, вывести на белый свет их мотивы, упорядочить и обособить, а они вдруг выкидывают такое, что приходится всё начинать сначала. И с щенячьим задором мы вновь встаём в начало того же самого круга. Правда, потом наступает отрезвление, оказывается, что во внутреннем мире твоей возлюбленной нет ничего такого, чего ты ранее предполагал найти, а, может, и на что надеялся, всё объясняется непосредственностью реальности, её примитивным разнообразием, как бы она сама не теоретизировала насчёт своего поведения.
Маша хорошо меня зацепила, и если уж быть с собой до конца честным, я надеюсь на то, что у неё обо мне сложится правильное мнение, чтобы в один прекрасный момент не возникло горькое отрезвление, и неожиданно для себя она не поняла, что я не то, что ей кажется, а обычный живой человек. Ещё два-три года назад я бы ни за что не смог признаться в своей обыкновенности, и сейчас делаю это с неохотой и почти не веря самому себе, но почему-то именно для неё я хочу быть таким и ни чем более.
Я прекрасно помню, несмотря на крайне юный возраст, как отец относился к маме, и дед к бабушке. Спокойное приятие, даже смирение, похожее на бессилие перед чем-то совершенно непреодолимым и важным, опасным и в то же время родным, ставшим за столько лет совместной жизни неотделимым от тебя самого. Интересно, а понимали ли эти женщины причину такого отношения к себе, хотя бы замечали ли они его? Думаю, да, и по вполне понятной причине. Они знали своих мужей и видели, что их отношение друг к другу совсем иное».
Когда точно Аркадий Иванович и Геннадий Аркадьевич разошлись во взглядах на жизнь, сказать сложно, скорее всего, это произошло в начале 90 годов, и первый, сделав огромную скидку на возраст сына, не стал расставлять все точки над i, преподнеся тем самым и ему, и себе бесценный подарок на будущее. Они не сожгли мосты между собой, не нанесли друг другу непростительных оскорблений, остались в цивилизованных рамках, так что потом, остыв и поразмыслив, смогли вернуться пусть к далеко не задушевным, но вполне приятельским отношениям. А причина размолвки оказалась если и не проста до банальности, то определённо не трагична, однако весьма серьёзна.