Расстояние между мной и черешневым деревом

Я прислоняюсь к двери и сползаю вниз по стене. Я видела в фильме такую сцену. Как давно я не смотрела телевизор, не была в кино! Кажется, я не успею посмотреть ни одного фильма. Очень скоро я окажусь в темноте. И тогда тем более ничего не увижу. Почему все это происходит именно со мной?

Я плачу, уткнувшись лицом в колени.

– Эй, ты чего?

На меня падает несколько хлебных крошек. Открыв глаза, я вижу перед собой черные кроссовки и голубые джинсы. Филиппо садится рядом, и я быстро выкладываю все, что произошло на уроке.

Я давно заметила, что Филиппо не умеет слушать долго, поэтому стараюсь уложиться в несколько предложений. Не дожидаясь финала истории, Филиппо комкает салфетку и закидывает ее в ближайшую мусорную корзину. Довольный тем, что попал точно в цель, он направляется в наш класс.

Я подбегаю к нему и хватаю за руку. Входить в чужой класс на перемене у нас не разрешается.

– Ты что задумал?

Филиппо решительно отстраняет меня и устремляется вперед:

– Я помогу тебе вернуть вещи. Стой и следи, чтобы никто не вошел.

Я умоляю его остановиться: ведь в любой момент нас могут застукать, но Филиппо уже носится от парты к парте и роется в чужих рюкзаках.

Я стою у двери и чувствую, как холодею от ужаса.

– За моей партой, под столом!

Что именно под столом, можно не договаривать – Филиппо уже несется к парте Кевина. И тут я чувствую, как кто-то кладет руку мне на плечо.

– Что здесь происходит?

Застыв от страха, я обнаруживаю, что за моей спиной стоит незнакомая учительница и смотрит в класс. Еще несколько человек подходят посмотреть, что за шум.

– Ты что делаешь? – спрашивает учительница у Филиппо.

Филиппо прячется за партой, но уже слишком поздно.

– Он роется в моих вещах! Это мое! – вопит Кевин что есть мочи и, оттолкнув меня, летит к своему рюкзаку. Он хватает Филиппо, стараясь отнять у него лупу и карандаш, но тот не сдается.

– Нет, не твое! Это ее вещи!

– Она мне подарила! Теперь это мое!

– Ты ее обманул!

Пока мальчишки кричат и дерутся, приходит завуч, которая их разнимает и начинает выяснять, кто устроил этот бардак.

Кевин все сваливает на Филиппо и заявляет, что тот хотел его обокрасть; тогда я вмешиваюсь и кричу, что Кевин присвоил мои вещи.

– Ты сама мне их подарила, дура!

Я кидаюсь к Кевину и принимаюсь молотить его кулаками, да так, что с меня слетают очки. И хотя в основном мои руки рассекают воздух, несколько раз я попадаю во что-то мягкое, что оказывается лицом Кевина. Значит, драться можно, даже не видя противника. Нужно не забыть записать это в тетрадке, в мой новый список.

Кресла в коридоре перед кабинетом директора такие же неудобные, как в кабинете врача. Но на этот раз рядом нет ни мамы, ни папы. Только Филиппо. Нам сделали предупреждение и выдали по бумаге, где описали все наши злодеяния. Ее нужно подписать у родителей.

Меня первый раз вызвали к директору. И я впервые украла. Я в этом году сделала много того, что в воскресной школе обещала никогда не делать. Но так было нужно – я этого не хотела. Я не планировала бить Кевина или сбегать из дома. На самом деле бить Кевина оказалось даже приятно: он ведь меня обманул, а я ненавижу, когда обманывают.

– Я знаю, ты не любишь, когда врут, но мне сейчас придется немного соврать, а ты сиди и молчи, ладно? – говорит Филиппо, дотрагиваясь до моей руки.

Раньше он никогда не касался меня вот так, просто так. Но зачем ему врать? И о чем? Эстелла часто повторяет, что нужно говорить только правду.

– Если я не совру, тебе тоже достанется, так что молчи.

– Ты о чем?

– Ни о чем. Просто молчи, и все.

Филиппо болтает ногами под стулом и вдруг предлагает:

– А давай кидать бумажные шарики в корзину?

Он мнет листок с замечаниями директора, делает из него шарик и бросает в дальний угол, где стоит ксерокс. Наверное, там мусорная корзина. Я слышу, как бумага падает на дно корзины.

– Теперь ты.

Я мну свой единственный листок, тот самый, что нужно подписать у родителей, делаю из него шарик и кидаю в угол. Все равно нас накажут. Я слышу, как шарик попадает в стену и потом катится по полу. Мимо. Филиппо бежит на звук, подбирает шарик и протягивает мне:

– Давай еще раз.

Когда я готовлюсь к шестому броску, дверь в кабинет отворяется и на пороге появляется директор:

– Вы что это делаете?

Нетрудно догадаться, что он очень-очень зол. Моя смелость улетучивается, пока шарик летит в сторону корзины. Я открываю рот, чтобы извиниться и признаться в содеянном (ведь когда нарушаешь правила, это считается преступлением), но не успеваю сказать ни слова.

– Это мой! – тут же кричит Филиппо.

Наш директор – худой и высокий мужчина с редкими волосами и голубоватыми венами на висках. Я хорошо помню его лицо. Он не злой – просто редко выходит из кабинета и совсем не общается с нами, детьми. Он напоминает того охранника, что вечно перепачкан томатной пастой. Как знать, может, они большие друзья и часто попивают вместе кофе и обсуждают учеников? Впрочем, нет, слишком уж они не похожи. Хотя мы с Филиппо тоже совсем не похожи и все-таки дружим.

Кажется, директор хорошо знает Филиппо.